Тогда получается, что ребята из «Пассата» неплохо обо мне осведомлены, если, наблюдая за мной, даже меняют номера. Им бы, дуракам, не светиться передо мной на своей машине. Я бы вовек не догадался, что меня «ведут».
Я затушил окурок в пепельнице.
Может, «гоню»? Мало ли братков, которые по своему узколобию считают, что, если перевешать номера на машинах, они становятся чуть ли не невидимыми. И приехали они, может быть, не ко мне, а к господину Мыльникову, чтобы выяснить подробности превращения антрацита в повидло… Я утешал и уверял себя, как мог. Мол, у тебя, судья Струге, после потрясений семимесячной давности, паранойя. Мол, много возомнил о своей персоне, дескать, кому ты нужен… Мания преследования – это всегда хорошо, когда ее симптомы вписываются в происходящие вокруг события. Но чем больше я себя уверял, тем сильнее во мне укреплялась уверенность в том, что ребята приехали бить мне морду и отбирать щенка. Проверить это прямо сейчас можно было только одним способом. Увидев, как Рольф наелся и, ткнувшись плечом в холодильник, не торопясь проследовал в комнату, я решил действовать.
Первым делом я позвонил в дверь Альбины Болеславовны. После того, как я заручился ее согласием не открывать никому дверь – что бы ни происходило в моей квартире за время моего отсутствия – и никуда не звонить (у старушки была привычка по малейшему поводу беспокоить милицию), я вернулся к себе. Рассовал по карманам документы, какие-никакие, но деньги, вложил «газовик», невероятно похожий на ПМ, в кобуру и вышел из дома. Если меня кто-то «пас», то он обязательно отметит, что я вышел из дома с большой сумкой через плечо. К моему великому изумлению, проверка моих догадок не заняла более пяти минут.
Через сотню метров от моего дома меня догнал «Пассат» цвета гнилой вишни и из него на ходу выскочили двое молодцев. Их лица не были обезображены интеллектом, поэтому я без подсказки догадался, что сейчас произойдет. А произошло следующее. Первый из подбежавших врезал мне в солнечное сплетение так, что я сразу увидел себя со стороны. На мне был белый, до пят, саван и нимб над головой. Потом я почувствовал удар в челюсть. Ощущение было такое, что надо мной раскрылся купол парашюта и меня от этого подбросило вверх…
Наверное, потом было еще что-то, потому что, когда я открыл глаза, не было ни «Пассата», ни сумки. В голове у меня искал мед целый рой пчел, а перед глазами танцевала «польку-бабочку» сотня фиолетовых мотыльков…
Глава 3
– Очнулся? – спросил меня женский голос.
Я повернул голову и только сейчас сообразил, что мой затылок покоится на чьих-то коленях. Черт! Этого еще не хватало. Я с трудом встал сначала на четвереньки, потом вытянулся во весь рост. Это действие напоминало ускоренный эволюционный процесс превращения земноводного в человека. Отряхивая пьяными движениями брюки и пряча разбитое лицо, я спросил:
– Они давно уехали?
– С минуту назад. Они у вас собаку украли?
Я удивленно поднял глаза на женщину… девушку. Хороша!
– Почему вы решили, что собаку?
– А тот, что был за рулем, крикнул, чтобы эти двое, которые вас били, скорее хватали сумку со щенком и садились в машину. Они что, правда у вас собаку украли?
– Украли… – раздраженно выдавил я, сплевывая на землю сгусток крови. – Это не кража, красавица. Это – разбой.
Представив, как, отъехав с километр от места моего избиения, трое придурков расстегнули сумку и сейчас вытаскивают из нее восемь томов из полного собрания сочинений В.И. Ленина, я усмехнулся:
– Хрена лысого они у меня украли, а не собаку!
В этот момент я понял, что пора убираться с этого места. Пора, потому что знал, где сейчас находится троица на «Фольксвагене» и куда поедет после.
– Слушай, – обратился я к девушке, – мне пора уходить. Спасибо, что позаботилась обо мне.
Я развернулся и направился во дворы, подальше от дороги. Нужно было где-то переждать пару часов.
– Парень! – позвала она. – Давай, я тебе помогу до дома дойти. Ты же еле идешь!
– В том-то и дело, что мне нужно подальше от него держаться. Да и ты уходи отсюда, пожалуйста. И желательно, если тебя видели со мной – в другую страну. Так тебе будет лучше…
– Пойдем со мной. – Она подошла ко мне и потянула за рукав. – Пойдем.
– Куда – пойдем?! – Я рывком освободил свою руку. – С ума сошла? Я тебе говорю – убирайся отсюда!
– Вон моя машина. – Девушка показала на стоящую недалеко «восьмерку». – Там тебя никто не найдет. А я тебе пока губу подлечу и кровь сотру. У меня аптечка.
Я провел рукой по лицу. Действительно, кровь была в изобилии. Только почему-то она быстро засохла. Ладно, предложенный ею вариант – лучший из возможных. Ходить по дворам с рассеченной губой и кровью на лице мне не улыбалось. Еще не хватало, чтобы кто-то сделал логичный вывод о том, что судье Струге за его профессиональную деятельность рожу бьют. Факта, что я валялся в таком виде на виду у всех, я почему-то тогда не устыдился. Очевидно, еще не отошел от нокаута. Точно такое же состояние собственного наива я испытывал почти год назад, когда «законник» Овчаров одним ударом слева едва не оторвал мне судейскую голову.
Мы подошли к машине, и, пока мой ангел-хранитель открывала дверцу, я услышал бормотание старушки, сидящей на лавочке около подъезда:
– Наконец-то парня подняли. Столько лежать-то…
Эх, бабулька! «Столько лежать-то…» Для тебя и минута – вечность.
– Садись! – приказала прекрасная незнакомка, хлопнув ладошкой по сиденью рядом с собой. – Раны зализывать будем.
Я лихо, насколько позволяла разбитая голова и отбитая грудь, заскочил в машину и… тут же из нее выскочил, позабыв про боль и головокружение. Вслед мне несся дикий рык какого-то зверя и веселый смех девушки.
– Да садись ты, не бойся! – Кажется, ей на самом деле было смешно. – Это – Люк, мой мастиф. Он, во-первых, очень боится посторонних, а во-вторых, он в наморднике!
– Я больше доверюсь второму, – пробормотал я, еще не остыв от притока адреналина. – Его пасть действительно похожа на люк. На канализационный. И так же пахнет…
Она опять рассмеялась, глядя, как животное – больше я его никак не могу назвать, – лениво кладет мне голову на плечо.
– Вот видишь! Ты очень понравился моей собачке.
– Собачка… – недоверчиво бурчал я, пытаясь сдвинуть стокилограммовый череп со своего плеча. – Это не собачка. Это бегемот какой-то. Слюнявый.
Девушка перегнулась через сиденье, пытаясь достать аптечку. Ее упругая грудь, туго обтянутая тонкой водолазкой, почти коснулась моего лица. Было удивительно наблюдать за ее действиями, так как я точно знал, что с переднего сиденья достать аптечку, лежащую на задней панели, невозможно. Видимо, это же самое поняла и она. Рассерженно откинув вперед спинку, она проникла в салон с улицы и, наконец, передо мной появилась черная пластмассовая коробка.
Через минуту, когда кровь была стерта и рана обработана, выяснилось, что моя верхняя губа рассечена почти до носа. Если я не хочу остаток жизни проходить с «заячьей губой», нужно срочно ехать в поликлинику и накладывать швы. Время играло на меня, поэтому я дал согласие отвезти себя в больницу. Я уже и не помню, какое по счету боевое ранение, связанное с профессиональной деятельностью и своим характером, я получил.