— Нужно было остаться в «кармане».
Нили поерзал в кресле, от души желая сменить тему. Сколько Мессине обсуждать «непреднамеренную грубость», разбившую его спортивную карьеру?
Последовал еще один долгий глоток, и Мэл тихо произнес:
— Старик, ведь ты был лучшим.
— Поговорим еще о чем-нибудь.
Нили уже просидел на стадионе почти три часа, как вдруг ему захотелось встать и уйти, пусть и неизвестно куда. Пару часов назад был разговор насчет того, как готовит Мона Карри. Впрочем, пока это не имело продолжения.
— Ладно, о чем?
— Поговорим о… Рейке, — предложил Нили. — Какая команда была худшей?
Осмыслив вопрос, собрание дружно подняло бутылки.
Мэл заговорил первым:
— В семьдесят шестом он проиграл четыре матча. Мисс Лайла уверяла, что целую зиму Рейк провел в одиночном заключении, даже перестал посещать церковь. Отказывался выходить на публику. Потом он задал команде курс усиленной подготовки, все лето гонял их просто как собак, а в августе заставил тренироваться по три раза в день. Когда вбросили мяч сезона 77-го, это была другая команда. Они чуть не взяли кубок штата.
— Неужели Рейк отдал четыре игры за сезон? — недоверчиво спросил Нили.
Мэл откинулся назад, опершись на сиденье, расположенное позади него, и сделал глоток пива. Он был едва ли не самым старым из присутствовавших «Спартанцев» и за последние тридцать лет не пропустил ни одной игры.
— Та команда доказала свою абсолютную бездарность. Потом, летом семьдесят шестого, резко поднялась цена на лес, и все лесорубы разъехались по домам. Ты знаешь, что такое лесорубы. Потом сломал руку квотербек, которому не нашлось замены. В тот год мы играли в Харрисбурге и не сделали ни одной передачи. А если на каждый розыгрыш в нападение ставят по одиннадцать игроков, бывает туго. Произошла настоящая катастрофа.
— Нас побил Харрисбург? — недоверчиво переспросил Нили.
— Ага. Всего однажды за сорок один год. Если желаешь, расскажу, как тупоголовые сукины дети это сделали. Слушай. Они ведут всю игру, в конце — с разгромным счетом, что-то около тридцать шесть — ноль. Худший вечер в истории футбола Мессины. Они понимают, что зажали нас окончательно, и решают увеличить счет. На что уходит несколько минут в третьей четверти: пас назад и короткий проход. Еще тачдаун. Они в экстазе. Понимаешь, ведь они сделали это с мессинскими «Спартанцами». Рейк сделал вид, что спокоен. Видно, он написал клятву кровью и отправился искать лесорубов. На следующий год мы играл и с Харрисбургом на своем поле, перед огромной злой толпой — и в первой половине взяли семь тачдаунов.
— Помню, — сказал Пол. — Тогда я учился в первом классе. Сорок восемь — ноль.
— Сорок семь, — честно признал Мэл. — К третьей четверти мы в четыре раза увеличили счет, но Рейк продолжал гнать вперед. Он ни разу не присел на скамью, а мяч все время был в воздухе.
— Что в результате? — спросил Нили.
— Девяносто четыре — ноль. Рекорд все еще за Мессиной. Единственный случай на моей памяти, когда Эдди Рейк требовал нагонять счет.
Группа собравшихся на северной стороне разразилась хохотом: кто-то закончил рассказ, несомненно, про Рейка или про какую-нибудь давнишнюю игру. Выбрав подходящий момент, Силос, который в присутствии представителя закона был тише воды ниже травы, сказал:
— Ну, мне пора идти. Карри, позвонишь, если сообщат про Рейка?
— Позвоню.
— Всем до завтра.
Встав, Силос размял мышцы и потянулся к последней бутылке пива.
— Мне нужно пробежаться, — сказал Колпак.
Мэл ехидно заметил:
— Ха, Силос, ночь наступила? Братва выползает на дело из сточной канавы?
— В честь тренера Рейка у меня выходной.
— Трогательно. Раз ты закрываешь лавочку, мне остается снять с дежурства ночную смену.
— Так и сделай, Мэл.
Спотыкаясь на металлических ступенях, Силос, Колпак и Эймос Келсо заковыляли вниз.
— Сядет через двенадцать месяцев максимум, — сказал Мэл, когда они ступили на беговую дорожку. — Карри, мой тебе совет — убедись, что в банке чисто.
— Не бойся.
Для одного дня Нили слышал достаточно. Встав, он сказал:
— Я тоже побегаю в одиночестве.
— Ты же собирался к нам, — обиделся Пол.
— Ужинать нет аппетита. Может, завтра вечером?
— Мона расстроится.
— Передай, пусть оставит кусочек. Мэл, Рэнди… Спокойной ночи. Еще увидимся.
Колено закостенело. Спускаясь по ступеням, он изо всех сил старался не ковылять, делая вид, что остался тем Нили Крэншоу, какого они помнили. Оказавшись внизу на беговой дорожке, Нили резковато повернул, и колено едва не подломилось. Сразу в десяти местах ударила острая точечная боль, но это случалось достаточно часто, и Нили знал, как незаметно перенести вес на правую ногу, чтобы пойти вразвалочку как ни в чем не бывало.