Эмануил Рам
ТРИДЦАТЬ ДНЕЙ И НОЧЕЙ ДИЕГО ДИЕГО ПИРЕСА НА МОСТУ СВЯТОГО АНГЕЛА
Поэма в прозе
Тридцать дней и ночей Диего Пиреса на мосту Святого Ангела
Я выбираю себе место между двумя слепыми и сажусь на каменную плиту. Солнце клонится к закату и весь мир говорит о величественном конце. С вечера началось творение вселенной, вечером она разрушается, и в пурпурном небе я вижу отблеск скорого срока Суда.
Тибр катит подо мной свои волны; но не успеет докатиться до меня та волна, что родилась теперь у истоков, как исполнится час, и страшный бич хлестнет по земле, и разрушатся первозданные горы. Здесь, лицом к лицу, я встречу твое разрушение, Рим! Огонь, испепеливший Храм, испепелит тебя до основания. Землетрясение сметет капитолийскую скалу, с которой сбросили ожидавших меня пленников Иудеи.
О, Бог, яви свою месть! Неисчислимо страдание народа Твоего, достигло краев, выше краев. А я, Твой верный Мессия, душу свою отдам, чтобы видеть отмщение великое Твое.
Темнеет. Прохладой потянуло с реки. Никто не протянул мне монеты; ожесточен род человеческий, на челе которого написана смерть от руки Бога.
Я опустил свою голову и обнял руками колени: посмотри, Господин мой, имел ли Ты когда-нибудь человека, так преданного Тебе?
Ночь. Звезды прибежали на свои места. Я остался один на своей плите. И, когда никто не видит, я касаюсь лбом холодного камня и застываю так. Это мой поклон Богу, потому что от него подаяние получу.
Запоздалые ночные гости проходят веселые и юные. Но я уже вижу ваши руки, воздетые из пламени. А покуда ночь — и я кутаюсь в свой страннический плащ.
В темноте огромной вселенной незримый Творец уже исчислил часы ее бренной жизни. Наступит светлый мир, и из развалин Рима встанет нищий и поведет свой народ из изгнания, он — царь, он — кому Бог отдал лучший жребий сынов человеческих на земле, жребий сына Давида, своего избранника.
Светает.
И был вечер, и было утро — день один.
Утро. Идут маленькие, беззаботные школьники. Когда рухнут Аппенинские горы, Везувий и Этна на юге, Альпы на севере, и обратятся в огнедышащие вулканы, и крик людей сольется с грохотом горных обвалов, и каменным водопадом закроется небо — тогда и маленьким школьникам придется платить за грех человеческий. На Твою справедливость я уповаю: Ты сам измысли Свой суд, реши правого и неправого.
Я смотрю вслед проходящим — заставит ли их мой взгляд всех сразу почувствовать, что вот сидит освободитель человеческий, и обернут ли свои удивленные взоры на меня?
Но еще не час. После полудня с шумом пролетели птицы с моря, летели на северо-восток, сделав круг, повернули вновь к городу и с криком стали носиться над зданьями Рима. Поднялся ветер и по улицам и мосту стали летать клочки бумаги и пыль. Сильно зарябили воды Тибра. Быстро приближается черная туча и вот закрыла солнце. Еще солнечный свет лег лучами поверх тучи и как бы длинными полосами лучей перебегал с предмета на предмет.
Улицы опустели, с криком проехал спешащий возница, размахивая в воздухе длинным бичом. Темнее и темнее. Упали на еще горячие плиты первые крупные капли дождя. И сразу разверзлись хляби небесные. О благодатный дождь, о чудные молнии! Я со вчерашнего дня не имел капли влаги на губах, и поток дождя как бы вымыл мою грудь. Лейся в потоках еще и еще! Пусть смоется с меня всякий грех, пусть очищусь сегодня от всех греховных помышлений!
Я не удержался и поднялся на ноги. Молнии разрывались над всеми высокими куполами. Пена прыгала по поверхности воды. Уже падают горные обвалы и грохотом наполняют воздух! Уже рвутся пологи от края и до края. Исступленное небо топчет землю в опьянении и безумстве, как обезумевший зверь, топчет ее под ногами.
Молнии кидаются мне в лицо и ослепительным огнем разлетаются по земле.
Я испустил радостный крик…
К вечеру, когда дождь перестал, опять защебетали птицы, розовая свежая краска окрасила небо и далекие облака над морем и вышли веселые люди. И на этот раз они оставались живыми и беспечальными, а стихия покорилась. В этот вечер передо мною клали монеты — не ими ли хотели купить себе спасение? — Ночью я сбросил монеты в набухшие волны Тибра, и в тоске сидел до утра.
И был вечер, было утро, день второй.
Грозный был восход солнца. Оно поднималось от Иерусалима. Как бы незримые ангелы носились по своду неба с неслышной мелодией золотых литавров и труб. И перед моим взором встал Иерусалим нагорний. Иерусалим, Иерусалим, город Бога. К тебе я рвался душою. Во мне была вера, какой никогда не было у человека. Я плыл к тебе, чтоб освободить тебя; но не упали чужие капища. Одинокий бродил я вокруг твоих стен; одинокий ходил по узким проходам твоих базаров. Я не надел царского венца, и недвижно сидел на кучах щебня.