Каждый год, начиная с 1375 г., перевал Пьерр-Сен-Мартен бывает театром очень интересной и торжественно обставленной церемонии, называемой Хунта де Ронкаль (Junte de Roncal), заключающейся во встрече французского и испанского духовенства в память былой и для укрепления существующей дружбы.
Трудно было найти лучшее место для заключения союза между французскими и испанскими спелеологами. С нашей стороны в заключении союза и скрепивших его пирах участвовало пятеро новых членов экспедиции. Это были уже приступившие к работе знаменитые лионские скауты.
Тысячью двумястами метрами ниже, в глубокой долине реки Сент-Энграс, где в 1952 г. благодаря окрашиванию воды был обнаружен выход на поверхность потока, протекавшего в пропасти, скауты в это время плавали и ныряли в костюмах людей-лягушек.
Под руководством бельгийца Жака Теодора, только что прибывшего с барабаном (увы, проломанным в порыве чрезмерного воодушевления), скауты Эпилли, Баландро и Летрон перед камерой Жака Эрто (киноработника, альпиниста, спелеолога, водолаза) плавали в пневматических лодках и ныряли в сифоны потока.
В тот же памятный вечер 6 августа, когда официальная неприступность карабинеров вдруг сменилась чрезвычайной любезностью и разговорчивостью, Жорж Лепине в нетерпении увидеть «свою» пропасть попросил спустить его на веревке до первой площадки на глубине 80 метров. Там он проработал почти два часа, расчищая этот ненадежный балкон, заваленный свободно лежавшими камнями. Лепине не был здесь со времени первого спуска в 1951 г., потому что в промежутке участвовал в антарктической экспедиции на Землю Адели. Мы все были рады опять видеть его в нашей среде; место за ним сохранялось, и он был включен в состав передовой партии, которой будет принадлежать честь — правда, честь, связанная с большим риском, — проследить пещеру как можно дальше и спуститься как можно глубже.
Так же единодушно как Леви был избран главой экспедиции, так и я благодаря привилегии возраста и расположению товарищей по «рюкзаку и веревке» был назначен начальником оперативной части, то есть всех работ под землей.
Наши расчеты оказались правильными: обследование, начатое 7 августа, закончилось 19-го.
В интервале между этими двумя датами развернулось, как теперь называют, «самое фантастическое спелеологическое предприятие всех времен», во всяком случае исследование самое необычайное, самое смелое изо всех мною предпринятых; о нем ниже и будет речь.
В пятницу 7 августа 1953 г. в 8 часов утра священник экспедиции отслужил на открытом воздухе первую мессу; в дальнейшем она служилась каждый день.
Алтарь — простой неотесанный стол, который дали наши друзья пастухи, — поставлен вблизи их хижин и наших палаток на покрытом травой бугристом склоне с выступающими ребрами горных пород. Небо лазурной синевы; в ослепительном солнечном свете окружающие белые известняки почти нестерпимы для глаз; там и сям возвышаются узловатые сосны, и многие из них, пораженные молнией, как выбеленные скелеты, протягивают к небу искривленные стволы и сучья. На востоке на испанской стороне, выступая среди массы безыменных вершин, на фоне синевы неба гордо высятся пики Арла и Ани, в то время как на западе вырисовываются вершины Ори, Вотур и другие.
Журналисты, представители кино и фотографы, ждавшие уже несколько дней и упрекавшие нас в том, что мы заставляем их терять время, наконец получили занятие. Не думаю, чтобы когда-нибудь папская месса так усердно снималась на кинопленку и фотографировалась, как эта скромная месса в горах, служившаяся под несмолкаемое щелканье фотоаппаратов и стрекотание кинокамер. Толпа молящихся была самая разнообразная: бок о бок стояли французские, бельгийские, испанские и итальянские спелеологи, беарнские пастухи, погонщики мулов — баски, жандармы, карабинеры и даже парашютисты из По, приехавшие за своими парашютами.
Совершал богослужение молодой бельгийский священник-рабочий. Он обратился к Леви с просьбой принять его в экспедицию с единственной целью быть под рукой для отправления требы, если случится несчастье. Леви ответил согласием, но предупредил, чтобы тот, помимо какого-нибудь несчастного случая, не рассчитывал на спуск в пропасть, так как места очень ограничены и строго распределены между спелеологами. Поэтому аббат Атту (надо заметить испытанный спортсмен и чемпион по прыганию с шестом) обязанности священника исполнял полчаса в день, а остальное время был поваром, мыл посуду, участвовал в дальних и трудных походах за водой с Андре Лессом, Моризо и Вернем — тремя постоянными исполнителями этой довольно бесславной, но насущно необходимой обязанности. Словом, аббат Атту («а tout faire»[38], как его в шутку называли) заботился одновременно о нашем духовном и физическом благе — о «пище земной и небесной».