Эти чрезвычайно тонкие колечки имеют форму распиленного кольца для салфетки. Разрыв дает возможность поместить колечко на предплечье летучей мыши; затем оно слегка сжимается, чтобы немного сблизить концы. Теперь животное окольцовано и не испытывает при этом никакого стеснения: если десять таких колечек положить на почтовые весы, то их стрелка останется неподвижной. Наконец, важная деталь: на каждом кольце мельчайшими буквами написано «Музей Париж» и затем буква серии и матрикул.
С некоторых пор я обзавелся всеми этими принадлежностями, и мне не терпелось надеть колечки на моих летучих мышей ночниц, потому что, как мне казалось, эта процедура приведет к интересным наблюдениям.
И действительно, результаты оказались очень поучительными, и если в 1936 г. я был первым, пометившим летучих мышей, то тем самым было положено начало целой школе, и в 1950 г. нас, кольцевальщиков, было уже 75, но не будем забегать вперед. В тот день я надел 165 колец, правда, ценой многочисленных укусов, потому что кольцевать одному очень неудобно, и к тому же я еще не успел выработать нужных приемов. Не-окольцованных я просто пустил в пещеру, а окольцованных отнес к себе домой и в 9 часов вечера вернул им свободу в своем кабинете, где окна были открыты. В одно мгновенье они разлетелись во все стороны. Им осталось пролететь только 16 километров, чтобы достичь своего убежища — пещеры Тиньяхюст. Способны ли они проделать этот путь, и найдут ли они пещеру? Вот какие вопросы задавал я себе и вот зачем проделал этот опыт. Поэтому на следующий же день я в нетерпении отправился в пещеру, чтобы узнать результаты. Первым же взмахом сачка захватил несколько животных. На многих из них были надеты кольца. Итак, опыт можно было считать удачным: летучие мыши одарены чувством направления. Следующей задачей было выяснить, в какой степени они способны ориентироваться и как далеко можно их отнести.
Последовательный ряд опытов с постепенным увеличением расстояния должен ответить на этот вопрос.
Я стал ловить других ночниц Тиньяхюста и переносить их или пересылать во все более и более отдаленные места. Сначала в Сан-Мартори (департамент Верхней Гаронны), на расстояние 36 километров птичьим полетом, затем в Тулузу (100 км), Ажен (120 км), Каркас-сонн (150 км), в Сен-Жан-де-Люз (180 км), в Молье-Пляж (200 км), в Сет (265 км), в Монпелье (280 км) и в Ангулем (300 км).
И вслед за тем неизменно следовало очень эффектное и убедительное возвращение. Летучие мыши, пролетев над пятью-шестью департаментами, миновав реки, потоки, холмы и горы, с полной уверенностью находили затерявшееся среди леса маленькое отверстие своего постоянного убежища — грота Тиньяхюст.
И только опыты с более далекими расстояниями: Пуатье (400 км), Тур (420 км) и Париж (700 км) не дали результатов, или по крайней мере мне не удалось найти в колонии индивидуумов, выпущенных в этих трех городах. По-видимому, расстояние было слишком велико или мой сачок не служил мне как следует. Это возможно, потому что для Пуатье, Тура и Парижа я оперировал с очень малым числом, всего лишь с 25 летучими мышами, что делало очень проблематичной их поимку среди такой большой колонии.
Короче говоря, в результате этих произведших сенсацию обратных полетов было установлено, что рукокрылые (во всяком случае, большие ночницы) одарены очень острым чувством направления. Попутно я занимался изучением ночного полета летучих мышей. Располагаясь после захода солнца под входным портиком пещеры Тиньяхюст и проводя ночь в наблюдении, я за много ночей установил очень любопытную особенность полета летучих мышей, когда они вылетают из своего дневного убежища, чтобы ловить ночных крылатых насекомых — их единственную пищу.
Нарастающий, затем спадающий ритм, характеризующий полет летучих мышей на выходе из пещеры, очень интересен и необъясним (то есть пока не объяснен) и почему-то соответствует кривой, называемой метрологами «колокольной кривой» или кривой Гаусса. Все детали этих опытов и наблюдений уже подробно рассказаны в главе моей книги «Mes cavernes» («Мои пещеры»).