В начале весны, когда поверхность снега начала отвердевать, несколько человек из нашей группы, в том числе мы с Ша-гвау-ку-синком, Вау-це-гау-маиш-ку-мом, Ба-по-вашем и Киш-кау-ко ушли, чтобы разбить неподалеку охотничий лагерь и там провялить мясо. Женщины остались с Аис-кау-ба-висом. Мы добыли много дичи, так к ак в это время года очень легко подстрелить обычных и болотных лосей. Снежный покров хорошо выдерживает тяжесть человека, но обрекает этих животных на почти полную неподвижность.
Как-то Киш-кау-ко пошел навестить свою семью. Возвратившись, он передал мне немного табаку от Аис-кау-ба-виса и сообщил: «Твоя жизнь в опасности». – «Моя жизнь, – ответил я на это, – не принадлежит ни Аис-кау-ба-вису, ни мне, а находится в руках Великого духа. Если он захочет подвергнуть ее опасности или совсем прервать, то мне не полагается роптать. Но я не верю, чтобы Великий дух открыл свои намерения такому ничтожному человеку, как Аис-кау-ба-вис».
Но все индейцы, бывшие со мной, испугались его предупреждения и с величайшей поспешностью возвратились к стоянке, где находился Аис-кау-ба-вис с женщинами. Мне пришлось сделать крюк, так как я хотел проверить несколько поставленных капканов. В одном из них оказалась выдра, я взвалил ее на спину и прибыл в лагерь несколько позже других.
Тут я увидел, что все наши палатки были соединены в одну большую, между тем как женщины, дети и пришедшие до меня мужчины сидели у огня, разведенного на открытом воздухе, и дрожали от холода. Расспросив, что все это означает, я узнал, что Аис-кау-ба-вис готовится к принятию важного сообщения, которое Великий дух хочет вложить в его уста. Он много времени затратил на сооружение большой палатки, откуда все, кроме него, были изгнаны. По определенному знаку Ба-по-ваш должен был начать пляску, после чего к нему присоединятся все остальные. Четырежды обойдя палатку, они войдут в нее и рассядутся по своим местам. Не обратив на это никакого внимания, я тотчас вошел в палатку, сбросил пойманную выдру и сел около огня.
Аис-кау-ба-вис метнул на меня злобный взгляд, а затем закрыл глаза, продолжая молитву, прерванную моим появлением. Вскоре он начал бить в барабан и громко петь. После третьего перерыва, который и был условленным знаком, Ба-по-ваш, приплясывая, вошел в палатку, а за ним последовали мужчины, женщины и дети. Четырежды они обошли вокруг палатки, а затем расселись по местам.
Некоторое время царила полная тишина; Аис-кау-ба-вис с закрытыми глазами сидел на небольшом возвышении из очищенной от растительности земли, таком же, какое устраивают военные вожди для гадания. Затем он начал вызывать поочередно всех мужчин, приглашал их занять место рядом с ним. Я был вызван и усажен последним. «Шоу-шоу-уа-не-ба-се, сын мой, – сказал он мне, – ты, вероятно, испугаешься, ибо мне придется сообщить тебе печальное известие. Великий дух, как вы знаете, уже давно отличил меня тем, что сообщает мне о своей воле и намерениях. В последний раз он поведал мне, что ждет всех вас в будущем. Вы, мои друзья, – добавил он, обращаясь к Ша-гвау-ку-синку и другим индейцам, – с готовностью и почтением выполняли волю Великого духа, и за это он даровал вам полный срок жизни мужчины, как показывает эта длинная и прямая линия. Но ты, Шоу-шоу-уа-не-ба-се, сошел с истинного пути и не внял моим предостережениям; эта короткая и кривая линия изображает твой жизненный путь. Ты проживешь лишь половину срока мужской жизни. Третья линия, загибающаяся в противоположную сторону, говорит о судьбе молодой жены нашего Ба-по-ваша». Произнося эти слова, он показывал нам линии, начерченные им на земле. Длинная прямая линия (A) соответствовала, по словам Аис-кау-ба-виса, жизни индейцев Ша-гвау-ку-синка, Вау-це-гау-маиш-кума и др. Короткая извилистая линия отражала мою неправильную и недолговечную жизнь (B), а резко обрывающаяся по другую сторону – жизнь любимой жены Ба-по-ваша.
Дело в том, что Ба-по-ваш совсем недавно провялил лучшие части жирного медведя, чтобы весной устроить большой праздник[95]. Когда мы еще находились в охотничьем лагере, Аис-кау-ба-вис сказал старой теще Ба-по-ваша: «Великий дух сообщил мне, что не все идет так, как должно быть: пошли кого-нибудь посмотреть, на месте ли все части жирного медведя, которого твой сын хранит для праздника». Старуха сходила и увидела, что медвежьи лапы исчезли. Их украл сам Аис-кау-ба-вис, любивший хорошо поесть.
Когда расстроенный предстоящим несчастьем Ба-по-ваш услыхал о пропаже, он отдал Аис-кау-ба-вису, чтобы тот отвел от него беду, не только всю медвежатину, но и большую часть мозга, которую припрятал для праздника, а также другие ценные подарки.
После этого происшествия мы переселились на остров Ме-нау-цхе-тау-наун у Лесного озера, где на сей раз решили посеять кукурузу, которую раньше возделывали на наших старых полях у Дед-Ривер. По дороге мы разбили лагерь, чтобы заняться приготовлением сахара, а затем отправились к купцу и вторично оставили женщин с Аис-кау-ба-висом. Случилось так, что жена Киш-кау-ко забыла свой котел в лагере, где мы варили сахар, неподалеку от новой стоянки, в которой они ждали нашего возвращения. Аис-кау-ба-вис поселился отдельно в маленькой палатке под предлогом, что его святость не позволяет ему жить в общем шалаше и принимать участие в повседневных заботах. Вскоре после ухода мужчин он послал за женой Киш-кау-ко и, когда она явилась к нему, сказал : «Великий дух недоволен тем, что ты так обращаешься со своим имуществом и бросаешь его где попало. Поэтому ступай за котлом, который ты оставила на стоянке, где мы варили сахар». Женщина послушалась, но едва она покинула лагерь, как Аис-кау-ба-вис взял ружье и тоже ушел, правда, в другом направлении, якобы на охоту. Но, оказавшись на таком расстоянии, что его уже нельзя было увидеть из палаток, индеец обходной тропой вышел на дорогу, которую выбрала жена Киш-кау-ко. Аис-кау-ба-вис и раньше досаждал этой женщине своими приставаниями. Поэтому она догадывалась, с какими намерениями он послал ее за котлом, и была настороже. Заметив, что он быстро ее догоняет, она бросилась наутек. Как раз в это время я вместе с другими индейцами возвращался из фактории. Обнаружив издали это преследование, мы очень испугались, решив, что сиу проникли в нашу страну и убивают наших жен и детей. Но как только мы приблизились, самозванный пророк прекратил погоню за женщиной, подошел к нам и сел распивать принесенный из фактории ром, которым мы его щедро угощали. Однако после возвращения в лагерь от женщины потребовали, чтобы она объяснила этот бег вперегонки. Она призналась, что Аис-кау-ба-вис часто искал подходящего случая остаться с ней наедине. Но она так боялась его, что никогда не отваживалась рассказать об этом и оказать ему какое-либо другое сопротивление, кроме бегства.
Впрочем, это происшествие не вызвало никаких недоразумений и отнюдь не умалило влияния Аис-кау-ба-виса. Мы хотели отдать ему значительную часть принесенного рома, но, когда наш предводитель послал за Аис-кау-ба-висом, чтобы тот пришел за подарком, он ответил, что не может этого сделать. «Скажите вождю, что если у него есть ко мне дело, то пусть сам придет в мою палатку». И ром действительно понесли к нему. Но действие рома оказалось благотворным и индеец стал общительнее и дружелюбнее. Во всяком случае в полночь он, совсем голый, пошатываясь, пришел к моей палатке. Это появление показалось мне таким забавным, что я не мог удержаться от непочтительного смеха.
Позднее мы переселились к Лесному озеру, где я проохотился около месяца, а затем возвратился в ту местность, откуда мы прибыли. Все другие индейцы остались в Ме-нау-цхе-тау-науне, чтобы расчистить участки под кукурузу. Дело в том, что я начал ощущать козни Аис-кау-ба-виса. Он так настроил против меня индейцев, и особенно родичей жены, что пребывание в Ме-нау-цхе-тау-науне стало невыносимым, и мне волей-неволей пришлось вернуться к Ред-Ривер.