К концу зимы мы двинулись дальше. На этот раз в кленовые леса (В английском оригинале стоит «to the sugar grounds», то есть на «сахарные земли». Ведь индейцы извлекают сахар из сока сахарного клена (Acer saccharinum), приготовляя из него сироп.). В то время Киш-кау-ко, которому было около 20 лет, собрался вместе с четырьмя другими юношами в военный поход (против белых). Манито-о-гизик, возвратившийся в деревню, как только сироп был готов, тоже сговорился с другими мужчинами и стал готовиться в поход. Находясь среди индейцев уже около года, я понемногу начал понимать их язык. Перед тем как тронуться в путь, старик сказал мне: «Я иду за тем, чтобы убить твоего отца, брата и всех твоих родичей». Первым возвратился Киш-кау-ко, но с тяжелой раной. Он рассказал, что был со своим отрядом у реки Огайо, где лег в засаду, чтобы обстрелять небольшую лодку, плывшую вниз по течению. Одного мужчину он убил, а другие спаслись, бросившись в воду. При преследовании врагов Киш-кау-ко поранил себе бедро своим же копьем. Скальп убитого им мужчины он принес собой.
Через несколько дней вернулся и Манито-о-гизик. Он захватил с собой старую белую шляпу моего брата, которую я узнал по некоторым приметам. Старик сказал, что убил всех членов моей семьи, а также всех негров и лошадей. А шляпу брата он-де захватил, чтобы я не усомнился, что мне говорят правду. Я решил, что остался совсем без родных, и желание вернуться домой стало ослабевать. Как видно, этого и добивался старик, рассказывая мне свою почти полностью лживую историю. Много лет спустя, возвратившись с реки Ред-Ривер и встретив Киш-кау-ко, я спросил его: «Правда ли, что твой отец убил тогда всех моих родичей?» Он ответил, что дело было совсем не так. Через год после моего похищения и в тот же сезон, когда это произошло, Манито-о-гизик возвратился к полю, где нашел меня. И на этот раз он застал моего отца и его людей, занятых севом кукурузы. Они проработали в поле с утра до полудня, а затем все, кроме моего 19-летнего брата, пошли домой. Брат продолжал пахать поле парной упряжкой, закинув вожжи себе на шею, когда на него напали индейцы. Лошади понесли, брат запутался в вожжах, упал, и его схватили индейцы. Лошадей они расстреляли из луков, а брата утащили в лес. Еще до наступления темноты индейцы пересекли Огайо и прошли порядочное расстояние на пути к Майами. На ночь индейцы крепко, как им казалось, привязали брата к дереву. Руки его были связаны за спиной, веревки опутывали грудь и шею. Но он перегрыз несколько витков и, ухитрившись достать из кармана перочинный ножик, перерезал остальные, добежал до Огайо и вплавь добрался до другого берега. Примерно к восходу солнца брат был уже дома. Индейцы услышали поднятый братом во время бегства шум и преследовали его до самого леса. Но из-за темноты поймать его им так и не удалось. Шляпу же, брошенную братом на месте стоянки, индейцы принесли мне, чтобы убедить меня в его гибели.
Так прожил я в этой семье два года, и надежда на побег постепенно угасала. Но я все еще помнил обещания английских торговцев из фактории на реке Моми и надеялся, что они приедут, чтобы освободить меня из неволи. Индейцы часто напивались и, будучи пьяными, всегда хотели прикончить меня. В этих случаях я убегал в лес и прятался там, не отваживаясь возвращаться, пока они не протрезвятся. В этом году, как и в предыдущем, я постоянно страдал от голода, и, хотя индейцы из других семей иногда давали мне поесть, я никогда не наедался.
Моя мать, которую звали Не-кик-уоз-ке-чим-е-куа, что означало «женщина Выдры» (ее тотемом была выдра) (Это значило, что она была членом родовой группы, носившей название «Выдра».), хорошо обращалась со мной, как и ее дочери, а также младший сын Би-наис-са (Птица). Но Киш-кау-ко, его отец и оба брата — Кво-та-ши и Ши-мунг — были кровожадны и жестоки; все оставшиеся еще в живых члены этой семьи и по сей день причиняют немало беспокойства белым. Би-наис-са, позднее посетивший меня в Детройте, всегда относился ко мне дружелюбно. Он был лучше других, но его уже нет в живых.
За все время, что я прожил с ними в Сау-ги-нонге, мне только один раз довелось увидеть белых. Мимо нас проплывала маленькая лодка, и индейцы, посадив меня в каноэ, близко подошли к ней, правильно рассудив, что мой изможденный вид вызовет сострадание у любых белых купцов или людей других занятий. Мне действительно дали хлеб, яблоки и другие подарки; но индейцы отобрали у меня все, кроме одного яблока.
Семья, в которой я жил, дала мне имя Шоу-шоу-уа-не-ба-се (Сокол), и оно осталось за мной, пока я жил среди индейцев. Я прожил в Сау-ги-нонге примерно около двух лет, когда английские торговые агенты созвали в Маккинаке большой совет племен. В нем принимали участие сиу, виннебаго, меномини и еще более отдаленные племена, а также оджибвеи, оттава и др. Когда старый Манито-о-гизик вернулся с этого совета, я узнал, что он встретил там свою родственницу, по имени Нет-но-ква, которая, несмотря на свой пол, была верховным вождем индейцев оттава. Она недавно потеряла сына, примерно моего сверстника, ей рассказали обо мне, и индианка захотела меня купить и усыновить. «Выдра», моя первая индейская мать, резко возражала против такой сделки. Я слышал, как она говорила: «Мой сын уже однажды умер, но мне его возвратили, я не хочу его терять второй раз».
Но ее возражения оказались тщетными, когда появилась Нет-но-ква с большим запасом водки и других подарков. Она привезла с собой бочонок виски вместимостью около десяти галлонов, одеяла, табак и другие высоко ценившиеся вещи. Как видно, она прекрасно знала требования тех, с кем намеревалась вести переговоры. Возражения против обмена раздавались лишь до тех пор, пока чаша с водкой не прошла несколько раз по кругу. Содержимое второго бочонка и новые подарки закрепили сделку, и меня передали Нет-но-кве.
Эта уже не молодая женщина внешне была более представительна, чем моя первая индейская мать. Завершив сделку, она взяла меня за руку и увела в свою палатку, стоявшую поблизости. Я сразу понял, что обращаться со мной здесь будут гораздо лучше, чем прежде. Она накормила меня досыта, хорошо одела и приказала идти играть с ее сыновьями. Мы не долго оставались в Сау-ги-нонге. Нет-но-ква не захотела задерживаться со мной и в Маккинаке. Мы проехали его ночью, торопясь в Пойнт-Сент-Игнас (Так называлась миссия, основанная на южном берегу пролива Мичилимаккинак. Сначала здесь находилась французская фактория, потом форт, наконец, миссия, где осуществлял свою деятельность иезуитский священник Маркет.), где она наняла нескольких индейцев, чтобы присматривать за мной, а сама с группой молодых людей возвратилась в Маккинак. Уладив там свои дела, Нет-но-ква вернулась, и мы, продолжив свой путь, через два-три дня прибыли в Шаб-а-ви-ви-а-гун. Мы поспели туда к сбору кукурузы; после короткого отдыха мы три дня поднимались вверх по реке до зимнего лагеря. Оставив свои каноэ, чтобы идти дальше по суше, три раза разбивали лагерь на ночь, прежде чем добрались до того места, где должны были построить зимние жилища.