Я естественно сел. Глупо спорить с вооруженным маэстро. Особенно, если ты принес на его корабль кощея. Кем бы он ни был, этот кощей.
— Даже не знаю, что с тобой теперь делать. — сказал дядя.
Я кивнул. Если он не знает, это хорошо. Потому что совсем недавно, мне казалось, что он знает. Направленный на меня пистолет, красноречиво, намекал на то, что именно он собирается делать.
— В чем состоял ваш план?
— Ваш? План? — глупо повторил я.
— Да! — выкрикнул дядя. — После того, как кощей покончил бы с провиантом, он сожрал бы нас, спящих и ничего не подозревающих.
— Я первый раз в жизни видел кощея. — искренне проговорил я.
— Ну, да. — язвительно произнес мастер Оливье.
— Честно! Я раньше и не знал, что такие вообще бывают. А как в него еда помещается?
Дядя нагнулся ко мне.
— Слушай, заморыш. Мне иногда кажется, ты что-то принимаешь. Судя по тому, что от тебя ничем не пахнет, ты не пьешь. Ты что нюхаешь дурман пыльцу?
Вытаращив глаза, я медленно помотал головой.
— Ох, не верю я тебе. Не верю.
— Не вру я!
Дядя отошел от меня, продолжая бросать косые взгляды и подкручивая усы.
— Ладно, — наконец выговорил он, — из нашей ситуации есть один выход. Я не могу работать с учеником, которому не верю. — Он покачал головой. — Придется провести обряд очищения!
— Может не надо? — испуганно проблеял я.
— Вижу, ты о нем слышал. — обрадовался дядя.
— Не надо. — еще тише проговорил я.
— Надо, Люся.
Я нахмурился. Ненавижу, когда коверкают мое имя. Само по себе Люсьен звучит вполне отвратительно. А Люся, ни в какие чары не лезет. Я бы, наверное, даже обиделся, если бы не предстоящее испытание. По поводу обряда дядя явно не шутил.
Сходив на камбуз, он принес соль и отсыпал на палубу. Обходя вокруг стула, он заключил меня в соленый круг. Мне ничего не оставалось, как тихонько сидеть, поджав ноги.
Покончив с солью, мастер Оливье притащил с кухни кастрюли. Наполнил водой из синей бочки и расставил за чертой из соли.
Сходил в свою каюту и выволок оттуда огромное зеркало на колесиках, в оправе из черного дерева. Поставил напротив меня, а сам спустился в трюм и притащил клок сена. Еще вчера, я кормил им козу.
На мой многозначительный взгляд процедил сквозь зубы:
— Козе больше не понадобится, кощей о ней позаботился.
Я вздохнул, жаль животину.
Дядя вытащил из кармана черные, расшитые серебром перчатки и надел на руки. Расправил и посмотрел на меня.
— Ну что, начнем. — бодро проговорил он, протягивая мне сено. — Что смотришь? Плюй, давай.
Я плюнул, а что мне оставалось делать, наплевать на все и терпеть.
Скрутив солому с моей слюной, Оливье подошел к зеркалу и начал обводить мое отражение. Получалось у него не очень, но насколько я знаю, точность в таких церемониях не важна.
Закончив, дядя бросил солому под зеркало и встал у меня за спиной. Я, зажмурившись, ждал. Он положил руки мне на затылок и забормотал.
— Открой нам то, что скрыто, око всевидящего.
Не выдержав, я подглядел. Мое отражение исчезло. Не так, как Черный Эрлик с корабля. Совсем по-другому. Оно встало и ушло. Теперь в зеркале отражался стул, дядя с растрепанными по лысине волосами. Часть соленого круга, кастрюли с водой и, естественно, кусок корабля. Все, как на самом деле, только без меня.
Пока я отвлекся на метаморфозы с зеркалом, мастер Оливье ловко дернул меня за руки. Загнул их за спинку стула и со сноровкой, демонстрирующей многолетний опыт, связал меня. Особенно озаботившись тем, чтобы я не мог встать.
В это время, мое отражение вернулось обратно и село на стул.
— Меня прокляли? — испугано завопил я.
Никогда не слышал, что отражения могут разгуливать, куда им вздумается. Видимо, обряды очищения проходят по-разному. Боюсь, только цель у них одинаковая. Тебя очищают ото лжи и скверны, и ты говоришь одну правду. Как минимум, до тех пор, пока не закончится обряд.
— Сейчас узнаешь. — пообещал дядя.
Он обошёл вокруг меня и вытащил одну из своих сабель.
— Не надо. — панически завизжал я.
Оливье ударил меня саблей. Плашмя. По лбу. Так, что лезвие заходило ходуном и, пока оно вибрировало, приложил к поверхности зеркала.
По отражению прошла рябь. На несколько мгновений исчез я и окружающее пространство. Затем все появилось снова, а мое отражение насмешливо пропищало:
— Не надо.
— Чего дразнишься? — обиженно спросил я.
— Чего дразнишься? — продолжило издеваться отражение.