— С этим вопросом покончено, — оживленно сказала Хлоя. — В остальном ваш план насчет Врежу-в-Харю — характерный пример нечеткого мышления. Во-первых, я служу не в правительственном учреждении, а в частной фирме.
— Вы ведь издаете официальные карты.
— Это верно. Но разрешите мне пояснить свою мысль. Какой кодовый номер у карты, на которую нанесена Врежу-в-Харю?
Маркус знал номер наизусть. Шифр карты, где ищут ту или иную звездную систему, почти так же важен, как и название. Хлоя закрыла глаза.
— Нет, — сказала она, открыв их снова. — Этим занимается другой отдел. Я не могу изменить название.
— Стоит только изменить, и новое название останется, убеждал ее Маркус. — Я не постою за деньгами, только сделайте. Стоит ему попасть на карту, и никто уже ничего не скажет. Даже если кто-нибудь и заметит, он будет знать лишь одно: существует разночтение между старым и новым изданиями. Кто захочет выяснить вопрос до конца, тот обратится к первоисточнику. А первоисточник — это мы.
Хлоя мимолетно улыбнулась.
— Так дела не делаются. По-вашему, кто-то отправится за девятьсот световых лет узнавать, как правильнее — Врежу-в-Харю или Режихау? — Она закинула ногу на ногу; ноги были красивые.
Должен найтись Джо Эйнзуорт.
— Ничего не выйдет, — сказала Хлоя. — Я не могу изменить название сама и не могу сунуть взятку, чтобы изменил кто-нибудь другой. — Она заметила, как он подавлен, и коснулась его руки. — Не отчаивайтесь. Есть другой путь. Инопланетным он никогда не придет в голову: ведь они не знают, что происходит за кулисами.
— Я-то насмотрелся, мне теперь все ясно.
— Не думаю. Вы заметили, что, когда вы наводите справки, вам всегда отвечает человек? И наверняка заметили, что он ничего не знает. Он должен проконсультироваться с роботом, а потом сообщить вам полученную информацию.
Об этом Маркус не подумал. Вездесущая вертикальная картотека на самом деле была роботом — запоминающим устройством. Отчего бы не наделить робота голосом и не уволить бесчисленных мужчин и женщин? Когда Маркус посмотрел на Хлою, этот вопрос был написан у него на лице.
— Роботы знают только логику, ничего больше, — пояснила Хлоя. — На большинство вопросов нельзя ответить просто «да» или «нет», необходим посредник, который учитывал бы ограниченные возможности искусственного мозга и переводил его слова широкой публике.
— Не понимаю, какой мне от этого толк, — сказал Маркус.
— Вы все время пытаетесь попасть к чиновнику, который должен убедиться в вашей правоте и изменить название. Забудьте о таком пути. Чиновник никогда в жизни не затруднит себя. Подайте письменное прошение.
— Мы писали прошения сорок лет подряд. Потому-то я и здесь.
Хлоя опять улыбнулась.
— За год правительство получает астрономическое количество писем. Впрочем, может быть, это не так уж много, если учесть, сколько людей во Вселенной. Как бы там ни было, письма с других планет никто не вскрывает, потому что со стороны невозможно судить, какие из них важные и какие нет. Их превращают в полужидкую массу и подают к гидропоническим водоемам как питательное вещество.
Маркус с сомнением кивнул.
— Понятно. Кто полагает, что его дело важное, тот приедет на Землю… как поступил я. И если ему откажут, он будет действовать через голову того, кто отклонил прошение. Этих бумаг тоже будет много, но все-таки гораздо меньше, и их можно рассмотреть в обозримый срок.
— Именно. И если вы правильно сформулируете свое прошение, вероятность того, что оно будет удовлетворено, очень высока, каким бы дурацким оно ни было.
— Оно не дурацкое. — Маркус потер руки. — У меня собраны все факты. Я даже во сне могу изложить их на бумаге.
— Кому нужны факты? — удивилась Хлоя. — Самое худшее, что можно придумать, — это оперировать фактами. Неужто вы не поняли, что я вам пытаюсь объяснить?
— Нет, — с глубоким вздохом признался Маркие.
— Начнем сначала. Мэт Режихау открыл планету и назвал ее своим именем. Важно ли это? Ничуть. Важно ли, что Врежу-в-Харю из-за своего названия будет медленнее заселяться? Опять-таки ничуть. Поселенцы, которых потеряет Врежу-в-Харю, осядут на тысяче других планет. Робот отклонят прошение, основанное на фактах, и с государственной точки зрения будет прав.
— Но вы же сами сказали, что роботы не рассматривают прошений.
— Не рассматривают, когда проситель обращается лично. Отказ робота вы бы сочли проявлением высокомерного бюрократизма. Но ведь вы не видите, кто обрабатывает письменные прошения. А на таких операциях государство применяет роботов, потому что они более исполнительны.
Для Маркуса это было чересчур сложно. Роботы рассматривают письменные прошения, но не лично изложенные. Роботы знают логику и только логику, а потому их не убеждают доводы разума. Он судорожно глотнул и посмотрел на Хлою.
— Что я должен делать? — спросил он.
— Напирать на эмоции, — ответила она. — Роботам эмоции чужды. Но они умеют распознавать эмоцию — так они сконструированы. Такое пустячное дело, как у вас, надо перенасытить эмоциональным фактором.
Планету только укажите. А потом упирайте не на справедливость вашего требования, а на причиненные вам страдания. Не бойтесь сгустить краски — нарисуйте картину бедствий, которые принесла и будет приносить злополучная ошибка. Если вы все изложите достаточно убедительно, робот откажется от рациональных методов и удовлетворит ваше прошение.
Вот теперь начинало проясняться. По мере того как возрастала численность и сложность государственного аппарата, по мере того как ослабевал контакт между управляемыми частями, приходилось все более полагаться на логику машин. Но нечего было надеяться, что машины когда-нибудь осмыслят всю нелогичность человека. Алогичные требования заставляли призадуматься. Алогична гордость, алогичны, как правило, людские горести.
Поэтому в том, что касается мелочей, правительство создало предохранительный клапан для алогичных прошений. Только в том, что касается мелочей; серьезные вопросы по-прежнему решали люди. Но при разборе бесчисленных мелких жалоб, ежедневно принимая незначительные решения, роботы переставали прибегать к логике, если различали сильную эмоцию.
— Пап, — проговорил Уилбур из угла, где он смирно прикорнул.
— Потом, Уилбур, — отмахнулся Маркус. — Ты, наверное, голоден.
Мысленно он составлял прошение. Ничего подобного еще не выходило из-под его пера.
— По-моему, в кухне что-нибудь найдется, — сказала Хлоя, но Маркус поспешно отказался. Даже при высоком окладе яйца ей не по карману. Тут вошла Мэри Эллен. Она удрученно сутулилась, плащ на ней обвис.
— Привет, сестренка, — сказала она с порога. Потом увидела Маркуса и мгновенно ожила. Она с разбегу прыгнула к нему на колени, обвила руками его шею.
— Марк, дорогой! — через его плечо она по-кошачьи заулыбалась сестре.
Маркус с сожалением вздохнул. Кто знает, что может сболтнуть матери его невинный отпрыск. Высвободившись из объятий девушки, Маркус объяснил цель своего визита.
— Значит, мы едем на Врежу-в-Харю?
— Через несколько месяцев, — сказала Хлоя. — Маркус хочет основать постоянный фонд помощи тем, кто не может оплатить свой проезд.
— О, я поеду. — Мари Эллен в упор посмотрела на Маркуса. — Но не надейтесь, что я там выйду замуж.
Маркус чуть заметно улыбнулся. Девушка преувеличивает. Она про него и не вспомнит, когда увидит, какой перед ней неограниченный выбор. Там все же есть Джо Эйнзуорт, если Маркусу не изменяет память, ему года двадцать четыре или двадцать пять. Он кажется старше из-за преждевременной седины. Эти двое составят чудесную пару. Значит, Джо Эйнзуорт не достанется Хлое, но для нее там найдется другой.
— Переодевайтесь, Мари Эллен, — сказал Маркус. — Пойдем обедать.
— Все?
— Безусловно, все, — сухо подтвердил Маркус, от которого не ускользнуло ее неодобрение.