Подруги молча просидели пару минут. Мысленно они находились ещё там, на трассе, и сверкающая кабина грузовика стремительно приближалась. Наконец Лиза отпустила руль и произнесла тихим голосом:
— Вот ведь, блядь.
Вера что-то прошептала в ответ, Лиза не расслышала что именно. Женщины посмотрели друг на друга: Вера была бледна, как покойник, на щеках у Лизы горел нездоровый румянец. Глаза у обеих были широко открыты и испуганно сверкали. Лиза потянула за крючок дверной ручки, и дверь со щелчком приоткрылась. Она наклонилась вправо, дотянулась до бардачка и извлекла из него пачку тонких сигарет. Выудив одну из них, она прикурила от зажигалки, тоже хранившейся в этой пачке. Её внимание привлекла собственная рука. Голубовато-серые вены на тыле кисти просвечивали через кожу. Аккуратно наманикюренные ногти, покрытые бесцветным лаком, блестели. Лизе вдруг на мгновение представилось, как её оторванная кисть лежит на асфальте в россыпи кубиков битого автомобильного стекла, и тонкое золотое кольцо на безымянном пальце, огранённое ёлочным орнаментом, невозмутимо сияет. Голова её закружилась, кишечник скрутило какой-то ледяной судорогой, как будто в брюшную полость впрыснули колодезной воды. Она резко распахнула дверь и вылезла из машины. Вера последовала её примеру.
Женщины стояли у края обочины на негнущихся ногах. У Лизы дрожали колени. Она глубоко затягивалась сигаретным дымом и смотрела по сторонам.
— Этой сволочи ведь нельзя было обгонять, так? — спросила Вера, уже немного приободрившись.
— Нет, нельзя. Но какая уже разница? Уродов вокруг полно, а на грузовиках вообще ездят невменяемые люди.
— Ну не все же они — психи?
— Не важно. В любом случае, нам очень повезло.
— Да уж.
Осеннее небо в голубых просветах между рваными тучами, лес с освещёнными солнцем верхушками деревьев, высохшая уже после утреннего дождя трасса — всё это Лиза ощущала как бы дистанцированным от неё. Она смотрела на окружающий мир как будто через дымку тумана. Казалось, что за этой дымкой краски намного ярче, а запахи и звуки острее и полнее. И что-то мешало ей преодолеть этот на первый взгляд эфемерный барьер. Она почувствовала, что сама становится туманом.
— Ладно, поедем уже? — наконец предложила она. Ей захотелось оказаться подальше от этого места.
— Ты в порядке? Сможешь вести-то? — участливо спросила её подруга.
— Думаю, да, — тихо ответила она и, подняв подбородок, добавила с возмущением и наигранной уверенностью: — Чёрт, да вообще, что такого? Ничего страшного, на дороге всякое бывает! Погнали!
На всём остатке пути до города Лиза не допускала, чтобы стрелка спидометра превышала отметку «сто десять» и обгонов по встречной полосе не выполняла.
Подруги говорили сначала робко, вымученно, но через некоторое время натянутость ослабела, а потом вообще исчезла. Вера включила радио и отрегулировала громкость на уютный уровень «двадцать пять процентов».
— Знаешь, Верка, ты наверное права, — сказала Лиза и коротко взглянула на деревянный жёлудь, покачивающийся на верёвочке под зеркалом заднего вида. — Всё быстро пройдёт, оглянуться не успеешь. И может так оказаться, что я останусь по уши в дерьме, без нормально дела, да ещё и совсем одна. Надо что-то менять. Я чувствую, настал момент.
— Ты меня пугаешь такими фразами! — ответила Вера. Что-то в голосе подруги её и вправду насторожило.
— Не бойся, я с тобой! — отшутилась та.
— Как раз это и пугает! Ты знаешь, я очень боюсь, что мне когда-нибудь отрежут сиськи, но теперь я думаю, что если ездить с тобой в одной машине, то до этого можно и не дожить.
Лиза улыбнулась, но улыбнулась самой себе, точно зная, что сделает в самое ближайшее время. «Например, завтра, — думала она. — Или на следующих выходных. Нет, пожалуй, всё-таки завтра».
— Верка, хочу кое о чём тебя попросить, — произнесла она, сосредоточенно глядя на дорогу. — Если что, завтрашний вечер я провела у тебя. Мы смотрели «Ванильное небо» и случайно напились. Я осталась ночевать на твоём диване. О’кей?
— Так. Это что значит? — обеспокоенно спросила Вера.
— Пока ничего не значит. Да, и по поводу ночёвки на диване я тебе сообщу отдельно. Пока просто вечер любования Томом Крузом.
— Объясни всё, тогда может быть и прикрою.