— Спасибо, буду иметь в виду, — скромно поблагодарила Эрика и пододвинула к себе одну из чашек, всматриваясь в густую пенку. Исходящий от какао аромат показался просто чудесным: сладкий, с тонким, еле уловим запахом корицы и шоколада.
— Какао хорошо восстанавливает истощённую нервную систему, — прокомментировал Арун, по всей видимости желая разбавить возникшую неловкую паузу. — В его составе есть натуральный антидепрессант — фенилэфиламин, способствующий тому, чтобы в организме вырабатывались эндорфины — гормоны радости.
Слушая его, она чуть пригубила какао – на вкус он ничем не уступал своему аромату. Эрика не знала, что именно он добавил в напиток: сливки, мороженное или волшебной пыли, но какао был идеален – именно таким, каким и должен быть, без излишней приторной сладости.
— Можно задать личный вопрос? — неуверенно спросила она и, дождавшись от Аруна кивка, продолжила: — Почему вы один живёте? Я в смысле, вы очень хороший, приятный человек. Это как-то неправильно, что такие люди, как вы, одиноки.
— Я не такой уж и хороший человек, Эрика, — горько усмехнулся он. — Не стоит заблуждаться на мой счёт.
Достав из кармана брюк тонкий кошелёк, Арун протянул его Эрике. И она поняла без слов, осторожно взяв вещь. Кинула настороженный взгляд на его опечаленное лицо и открыла бумажник. На неё смотрели с фотографии три пары глаз счастливой семьи. Мужчину она узнала сразу, то был Арун, нежно обнимающий молодую женщину, очень красивую, с длинными вьющимися локонами. А между ними стояла маленькая девочка со сладкой ватой, такая же белокурая, как мать и отец.
— Я убил их.
Эрика тут же вскинула голову, переведя удивлённый взгляд на него, и напряжённо сжала в пальцах кошелёк. Что он имел в виду? В смысле, убил?
— Я был за рулем машины, когда мы попали в автокатастрофу. Они погибли… Я вёл эту машину, и только я в ней выжил. Малышке только семь лет должн… — Арун запнулся на полуслове, шумно сглотнул и поднял взгляд к потолку. — Она умерла сразу, а жену пытались спасти трое суток, но в итоге она тоже сдалась. А я тем временем получил всего парочку незначительных царапин, которые затянулись уже через неделю. И ты думаешь, такой человек заслуживает быть счастливым?
========== Приступ нежности и домашний арест… ==========
На его лице снова появилась мягкая улыбка, а добрые голубые глаза смотрели так проницательно, что Эрике стало совсем не по себе от того, что она сомневалась в нём, как в человеке.
— Ладно, допивай какао, а я схожу, поговорю с твоим братом, — вставая со стула, произнёс Арун.
Ей захотелось подбодрить его — уверить, что зря винил себя в смерти близких, ведь он тоже являлся жертвой обстоятельств. Но все слова застряли в горле; при всём желании Эрика и звука из себя выдавить не могла. И ей осталось разве что проводить сочувствующим взглядом удаляющуюся мужскую спину с ссутулившимися плечами.
Арун сильный. Не каждый смог бы пережить такую трагедию, не поддавшись желанию хотя бы раз попытаться покончить с собой, чтобы снова воссоединиться со своими родными. А, значит, и сочувствие ему было ни к чему. Возможно, он думал, что, живя с этими душевными муками, каждый день помня о жене и дочке, он искупал свою вину. А кто такая Эрика, чтобы вмешиваться в его жизнь?
После того, как Арун вышел на лестничную площадку, квартира погрузилась в тишину. Отсутствие звуков ощущалось до того ярко, что она слышала собственное дыхание. И тогда её осенило — звуконепроницаемые стены были во всём доме. А она, как дура, уже успела всякого надумать о Ране.
День умопомрачительных открытий какой-то.
Не выпуская тёплой чашки из рук, Эрика встала из-за стола и подошла к окну. Далеко внизу растянулась на многие километры всё та же магистраль, видом на которую она могла любоваться и из окна своей комнаты. Вполне логично, что застройщики обеспокоились комфортом будущих жильцов и специально сделали звукоизоляционные стены, чтобы покупателей не отпугивал шум с проезжей части и от пролегающей под зданием ветки метро.
Теперь воспоминания о том дне, когда она Рана приняла за маньяка, показались ей смешными. Ведь именно отсутствие мобильной связи на телефоне и звуконепроницаемые стены напугали её больше всего.
Прошло минут десять, прежде чем дверь раскрылась. Эрика повернулась, ожидая увидеть вернувшегося хозяина квартиры, но вместо этого встретилась взглядами с не на шутку разгневанным братом. Чёрные густые брови сдвинулись к переносице, а по напряжённым скулам ясно проглядывалось то, с какой яростью он сжимал челюсти. В остальном мимика на лице не изменилась: всё такой же безразличный рот, идеально ровный нос, но невероятно злых глаз с лихвой хватало, чтобы Эрика оцепенела.
Всего за пару шагов оказавшись рядом, Ран схватил её за запястье и по-варварски потащил за собой. Поначалу она позволила себя волочить, как какую-то дворнягу, но уже в коридоре, зацепившись взглядом за растерянное лицо Аруна, начала сопротивляться, пытаясь вырвать свою руку из огромной ладони брата. Дёргалась, как только могла, и даже пару раз попыталась укусить. Но, в итоге, ничем хорошим это для неё не закончилось – Рана окончательно взбесило её поведение: он молча закинул её себе на плечо и ускорил шаг.
Снова почувствовала под ногами пол Эрика только в их квартире, после того, как он запер входную дверь.
— Какого ты… — гневно начала она, но оказалась грубо перебита.
— Я же сказал держаться от него подальше? Ты совсем тупая, слов не понимаешь? Или тебе по-китайски стоило объяснить? Ни хао, цзай цзянь?!
Эрика ошарашенно уставилась на него, как на восьмое чудо света.
— Нет, по-китайски не канает? Тогда на каком языке до тебя надо донести мысль, чтобы ты наконец её усвоила своей маленькой, но вроде умной головешкой? А?!
— Я не обязана тебя беспрекословно слушаться. Да и что ты вообще о нём знаешь?!
— Дура. Все, с виду добренькие, на деле — те ещё мудаки. Любой человек преследует какие-то скрытые цели, и чем он доброжелательней, тем больше чертей в его чулане.
— Ты слишком мнительный, и не стоит ровнять всех по себе. Это ты грубый хам, а есть и нормальные люди, вежливые.
— Блядь, как горох об стену, — прорычал он и стукнул по двери, возле которой они стояли. — Как ты, такая наивная, дожила почти до восемнадцати лет? Пиздец, диву даюсь.
— Может, я в какой-то степени и наивная, куда уж мне до твоих подружек с богатым жизненным опытом во всех областях в свои пятнадцать лет. Но зато у меня нормальные моральные ценности. Я различаю хорошее и плохое, как любой адекватный человек. К тебе же, конечно, это не имеет никакого отношения. — Её до глубины души поражал тот абсурд, что сейчас нёс и, мало того, пытался ей внушить брат. — В какой параллельной вселенной ты живёшь, что элементарная вежливость и доброта для тебя синонимы дерьма в душе? По-моему, это ты слишком опустился.
Ран нервно потрепал свою шевелюру на затылке. Зажмурил глаза и громко выдохнул. В целом, выглядел как человек, что готов был биться головой о стену из-за того, что его не понимали.
— Ты под домашним арестом, — строго констатировал он, словно у него была какая-то власть над ней.
От возмущения с губ Эрики сорвалась неопределимая абракадабра. Мысли спутались, как и слова на кончике языка. Да какое этот фиг с горы имеет право ей что-либо запрещать? И уж тем более сажать под домашний арест. У псевдо-братика, которого она с шести лет не видела, взыграли родственные чувства? Смешно, да и только.
Эрика уже собиралась огрызнуться, как её остановило неожиданное поведение Рана. Он присел в коленях и положил руки на её несоизмеримо маленькие плечи. Их лица оказались на одном уровне, что ощутимо настораживало: зачем ему вдруг понадобилось дышать с ней одним воздухом, в котором искрились молнии от их прямого зрительного контакта.
Осторожно подняв руки, Ран коснулся ладонями щёк Эрики и ласково погладил длинными пальцами скулы. Его ладони ей показались слишком нежными для парня – она представляла кожу на них более сухой и грубой.