— Не, он меня за семьдесят пять пустил, хороший мужик оказался, понимающий.
— Это да, — не мог не согласиться Кирилл, вспомнив усача-вымогателя.
— А тетки-то дома не было. Я как в Москву прибыл, сразу давай ей звонить. Всю ночь звонил, все утро, потом днем еще. Нету никого.
— А если мамка твоя тебе деньгами не поможет, что вполне вероятно, как же ты на стольник обратно в часть? — резонно поинтересовался Кирилл.
— А стольника тоже нету, — ответил Игорек.
— Понятно. Проел.
— Ничего я не проел. Я как с поезда в Москве ночью сошел, так ко мне сразу патруль на вокзале привязался. Я им документы предъявляю, а один говорит, чтобы я руки поднял. Ну я и поднял. А он мне в карман патрон подсунул. А майор ихний говорит: «Тащите его в комендатуру, это ж срок». Я им двести рублей показал, говорю, что, дескать, больше нету, даже в часть не доберусь. Сто взяли и отпустили. Вот…
— Суки! — Кирилл сплюнул через губу и протянул парню еще сигарету.
Тот взял, жадно затянулся, но вдруг спазм перехватил горло, Игорек зашелся сдавленным кашлем, и его вывернуло желчью прямо на кирзовые сапоги.
— Понятно. Ты, парень, голодный, а я — идиот. Значит, план такой. Сейчас пойдем ко мне в международный, у меня там два места, но еду я один. Жена в последнюю минуту заболела…
— Нет-нет… Не надо. Спасибо вам, это неудобно, я тут посижу, не надо… — слабо запротестовал Игорек.
— Надо, Федя, надо. Накормлю тебя, выспишься спокойно. Тем более мне там скучно одному, и я с друзьями в этом вагоне еду, мы за преферанс засели. Так что ты меня даже и не побеспокоишь. Ночью вернусь, договорюсь с проводницей, она нас перед Брестом разбудит. А то еще грохнешься где-нибудь в голодный обморок и до своей Полянки не доедешь. Пошли.
— Спасибо вам, Андрей Иванович. Бабушка моя не зря говорила, что мир не без добрых людей. Дай вам бог здоровья. И жене вашей.
— Оставь это. Пошли, пошли.
В международном вагоне было тихо. В коридоре никого не было, ковровая дорожка мягко скрадывала звук тяжелых кирзовых сапог. Кирилл открыл дверь своего купе и пропустил Игорька вперед.
— Раздевайся, — велел он ему.
Пока Игорек снимал пропотевшую одежду, Кирилл залез в портплед и вытащил из него пакет со снедью, заботливо приготовленной Женькой. В шуршащую фольгу были завернуты бутерброды с осетриной и нежной ветчиной. Кирилл выложил все это богатство на столик. Он взглянул на Потапова. У того резко ввалились скулы, взгляд стал стеклянным, и паренек замер, забыв снять второй сапог.
— Эй, мужик, очнись. Можешь съесть все. Чай, правда, остыл, — он кивнул на оставленный Галой стакан. — Так что извини.
— Ой, — пришел в себя Игорек. — Я такое только по телевизору видел. Да на витринах еще.
— Ну, вот и отведай. Налегай, служивый. Потом товарищам расскажешь, — рассмеялся Кирилл.
— Не поверят, — уже с набитым ртом ответил Игорек.
— Ты давай не отвлекайся, а то так в сапоге и заснешь.
— Ага, ага…
Игорек стащил с ноги второй сапог и кое-как запихал в него обе портянки.
Кирилл достал пакет и швырнул из него на полку белоснежную майку и шорты:
— Переоденься. А то твоими кальсонами уже можно орехи колоть. Хоть тело отдохнет. Располагайся как дома. Я пошел к своим. Вернусь, как договорились. Отдыхай.
— Ага, спокойной ночи, Андрей Иванович. — Проводив Кирилла голодными глазами, Игорек накинулся на еду.
Кирилл вышел в коридор и отправился к Гале.
Он постучался в купе проводников. Никто не ответил. Он постучал настойчивее. Через минуту дверь приоткрылась, и через нее высунулась всклокоченная Галина голова.
— Чего вам? — заспанно спросила проводница.
— Галочка, это я, профессор, — прошептал Кирилл. — Меня тут никто не спрашивал? А то я в ресторане засиделся.
— Да нет вроде. А что, должны? — так же тихо спросила Гала.
— Не должны. Но могут.
— Гала! Какого хрена! Гони их на… — раздался хриплый мужской голос.
— Извините, я не знал, что вы не одна, — ретировался Кирилл.
— Ах, черт, как неудобно получилось, — закудахтала Гала. — Я к вам утречком после границы зайду.
— Буду ждать, а пока посплю, силы надо экономить. — Кирилл многозначительно подмигнул ей, но Гала, глупо хихикнув, хлопнула у него перед носом дверью.
«Вот и славно. Не припрется она верняк, да и я отметился заодно».
Подойдя к своей двери, он прислушался и, различив армейский храп, тихонько вошел в купе. Он аккуратно сложил солдатскую форму и исподнее, прихватил сапоги и все это спрятал в ящик под свободную постель.