— Это не он, — сделал вывод Мокеенко. — Воронов — хлыщ умытый, обознался ты.
— Да говорю же, он. Увидел меня, его аж перекосило. И сразу ноги сделал.
— А с чего ему бежать? — спросил Вихрович.
— Во-во. То-то и оно. Если уверен, что именно его видел, дуй завтра к следователю.
Мокеенко полез в задний карман и достал смятые купюры. Былицкий добавил. Мокеенко пересчитал деньги и выразительно взглянул на Вихровича:
— Не хватает.
— Ах да, я сейчас… — Вихрович засуетился, полез в сумку, запутался в «молниях», наконец извлек изящное кожаное портмоне.
— Давай сюда, — заграбастал кошелек Мокеенко.
Он достал оттуда сторублевку, засунул взамен три десятки, взял кружки и пошел к бармену.
— Ну, вы, братцы мои, надымили! Аж глаза слезятся! Пойду-ка я пописаю да на улицу выйду, продышусь пару минут. — Богачева одернула юбку и направилась к выходу.
— Я с тобой! — увязался Вихрович, и парочка скрылась за бамбуковым занавесом.
— He-а… Не пойду я ни к какому следователю, — упрямо талдычил Былицкий.
Он уже выпил свое пиво и пристроился к кружке Богачевой.
Ее все не было. Вихрович давно вернулся из сортира и перешел на водку. Он порядком окосел и в разговоре не участвовал. Его пересадили к окну. Он положил хмельную головушку на подоконник и пытался поймать ртом капли дождя.
— Ну сам подумай, на хрен мне в это лезть? Не-а, не пойду.
— Да что же ты за козел такой? — Мокеенко стучал по его лбу согнутым пальцем. — Тебе Лизку разве не жалко?
— Лизку?.. Лизку жалко. Я ее любил. Она как раз перед смертью мне штуку одолжила.
— Баксов?
— Да нет, каких баксов. Рублей. Но к следователю не пойду.
— Нет, ты все-таки козел. Ты ж ей должен остался! Не вернешь долг — она тебя за собой утянет.
— Да пошел ты! Как я ей верну-то? Охренел? Вот комнату продам, бабки появятся, я матери ее передам. А к следователю не пойду.
— Я тебе вот что скажу…
Мокеенко плеснул остатки водки в кружки, друзья выпили. Мокеенко оторвал кусок воблы и засунул его Былицкому в рот.
— Долг твой, козел, перед Лизкой — не деньги вернуть, они теперь ей без надобности. Понимаешь, душа ее там мается. Убийцу надо найти. А ты много чего знаешь. Если ты не пойдешь к следователю, я пойду. Тебя все равно вызовут. Только Лизка тебе уже не простит. Утянет она тебя и спросит…
— Да что ты заладил: «утянет-утянет». Ладно, пойду я. Завтра же и пойду. Ты лучше скажи, куда баба наша подевалась?
— Да хрен с ней. Пописает — придет.
— Да за это время уже и покакать можно.
— Золотая ты моя голова, — Мокеенко обхватил Былицкого за шею, — люблю тебя, дружище…
А «баба» в это время, злая и мокрая, торчала в таксофоне и нервно набирала один и тот же номер. Ответом ей был безразличный механический голос. Она тихо материлась, без конца поглядывая на часы. И только когда она вслух произнесла смачное английское ругательство, жетон провалился. На том конце подняли трубку.
Когда она вернулась, на столе дымились четыре порции шашлыка.
Вихрович посапывал в углу, его сильно похудевшее портмоне валялось в пивной луже, а Былицкий с Мокеенко сидели в обнимку и, упершись друг в друга лбами, вели задушевную беседу.
Богачева остановилась перед ними, но они ее не замечали.
— …и прикинь, накроют тогда всю эту шарагу. Всех их, сволочей, пересажают. Это ж какое доброе дело сделаем! Катька говорит, следователь этот — умнейший мужик. Ты не дрейфь, хочешь, я с тобой пойду? — впаривал Мокеенко.
— А пошли прямо сейчас, а? — Полный решимости Былицкий даже приподнялся со скамьи, но Богачева шлепнула его по плечу, и тот упал на место.
— И куда это вы собрались, братцы мои голубчики?
— А в органы, которые следует! — расплылся Былицкий.
Увидев наконец подругу, Былицкий страшно обрадовался. Он схватил ее за руку и усадил к себе на колени:
— Ах ты, винтовка моя меткая, сабля моя вострая! Мы уже соскучились! Хорошо ли пописала?
— Ой, ой, гляньте-ка, люди добрые, как пьяные морды в органы собрались! — хохотала Богачева. — Да у вас уже не рожи, а одни сплошные органы!
— У кого органы? — вдруг проснулся Вихрович.
Ему сунули под нос шашлык, и вся компания дружно впилась зубами в сочные куски мяса.
Около одиннадцати вечера все благополучно разошлись по домам, сговорившись встретиться завтра здесь же в шесть часов.
Как обычно, Богачева с Былицким ушли в сторону «Белорусской», Мокеенко поперся к Красной Пресне, а Вихрович поймал тачку, не подозревая, что у него остались только железные деньги.