— Плохо ломать! — сваливший его воин ткнул Костю босой ногой в бок. —
Чужие плохо! Ломать плохо!
— Ребят, ну поиграли и хватит, — сплюнул дорожную пыль Илья. — Ехать надо, правда. В полицию заявлять не будем, мирно разойдёмся, забудем об этом инциденте…
— Чужие плохо! Вождь знать! — не унимался лохматый громила.
Толпа одобрительно загудела, закивала головами, затем подхватила связанных брыкающихся друзей и потащила прочь с песчаной площадки, волоча по кочкам, ухабам и острым сучьям.
— Как думаешь, съедят? — на ходу поинтересовался Илья, оказавшись рядом с коллегой.
— Не дрейфь. Уж сейчас-то лесник с нас посмеётся! Как котёл с морковкой увидим, обделаемся, то Геннадий наш и вылезет: «Опаньки, пацанчики! Ну что, не ждали? А воровать нехорошо…»
— Твои бы слова, да в уши кому требуется, — вздохнул Илья. Он уже давно перестал надеяться на лесника.
Но, вопреки ожиданиям, костра и котла с морковкой не оказалось, как и густых зарослей, в которых мог бы скрываться мстительный лесник.
Пленников, как старую рухлядь, свалили у входа в самую большую хижину, возвышающуюся за счёт бревенчатых столбов и деревянного крыльца над остальными утлыми домишками. Громила, поднявшись на кривобокое крылечко, отодвинул занавесь в виде облезлой и вылинявшей на солнце шкуры и нырнул внутрь.
Через минуту воин показался на крыльце в сопровождении старшего по званию
— об этом не трудно было догадаться по возвышающейся на голове плетёной шапке- короне со множеством ярких перьев и по накинутой на голые татуированные чудны?ми орнаментами плечи пятнистой шкуре. Судя по тому, какое у него было пузо
— настоящий комок нервов — можно было сделать вывод, что должность у него ответственная. Следом из дверного проёма показался сутулый уродец с огромной, разрисованной бурой и белой краской головой, выпученными глазами и свисающими верёвка ми-космами. При виде его Костя заскулил и начал по-змеиному уползать в сторону, отталкиваясь локтями и связанными коленями. Однако бдительные сограждане быстро вернули его на место, пасуя и перекатывая его грязными ногами, как футбольный мяч.
— Вождь — совет! — зычно гаркнул лохматый воин, и толпа притихла.
— Чужие плохо! Ломать плохо! — заверещала выступившая вперёд старушенция с болтающимися на животе грудями и ткнула палкой в притихшего Илью.
— Дерево ломать, корзина ломать, посуда ломать, — поддакивал один из вооружённых дубинами воинов.
— Чужие — хорошо! — вдруг раздался из толпы женский голос, но его обладательница не показывалась.
Дикари без зазрения совести собирались вокруг своих пленников, тыкая в них ветками, древками копий и с интересом рассматривая одежду. Самый смелый голозадый мальчишка лет семи даже умудрился оттаскать Илью за волосы, и свиснуть шнурок с Костиных ботинок.
— Чужие… — задумчиво произнёс местный царёк, и поскрёб редкую бородёнку.
— Чужие хорошо. Ломать плохо…
Приблизившись к чужакам, он скривился и брезгливо поджал губы.
— Здрасьте! — сразу оживился Илья.
— Мужик, ты тут за главного? — заговорщицки зашептал Костя, на виске которого уже надулась внушительных размеров шишка. — Скока тебе бабла надо? Сговоримся…
— Чужие! — «открыл Америку» сектантский главарь, поднимая кверху указательный палец.
С крыльца соскочил головастый уродец и принялся пританцовывать и прыгать вокруг пленников, тыча в них жезлом с перьями и сушёными головами каких-то тварей.
— Дом ломать! Шаман обидеть! Плохо! Очень плохо! Смерть!
От этих слов Костя втянул голову в плечи, Илья принялся биться головой о землю, чтобы, наконец, проснуться, а толпа одобрительно загудела.
От толпы отделилась полнотелая не первой молодости дамочка с растрёпанными рыжими волосами и уверенно подалась вперёд:
— Чужие — хорошо! — затрясла она рукой у носа одного из воинов, и на полной руке загремело множество браслетов.
— Ломать — плохо! — не желал соглашаться воин.
— Дети — хорошо! — констатировала рыжая и шморгнула похожим на прошлогоднюю картофелину носом.
— Господа, — вмешался Илья. — Если вы тут суд устроили, то мы имеем право на адвоката, телефонный звонок и…
Не успел он договорить, как получил удар в живот. Недолго думая, рыжая дамочка оттолкнула воина и склонилась над скрючившимся Ильёй, с жалостливым видом поглаживая его плечо.