– Валерочка, будь добр, глянь, не разбила ли я чужую вещь? Зарядника нет, но ты, наверное, и без него сможешь включить. Вроде, там фотки какие-то важные.
– Только не сейчас, к вечеру, ладно?
К вечеру она, понятное дело, забыла. Дождь зарядил, а она без зонта. Так-то Люба домой пешком ходила, тут всего двадцать минут хода, но сегодня повернула к остановке. Ого, да тут туча народа! Нет, неохота толкаться! Вытащила пакет из сумки, надела на голову: «Плевать, не промокну! Так, чтобы назад не возвращаться, пройду дворами, а потом мимо хоздвора ресторана «Трактиръ» – и на проспект!» И запрыгала по весенним лужам.
У «Трактира» какой-то лихач проехал чуть ли не по ногам и окатил её грязной водой. Не хватало ещё заболеть! Вдруг от входа её окликнули:
– Люба, ты? Давай сюда!
Официантка Вера. Надо же, совсем рядом и живёт Люба, и работает, а ни разу с прошлого года не встретились!
Через пятнадцать минут её джинсы, ветровка и туфли сохли на батареях, а Люба сидела в раздевалке для персонала, наряженная в поварской красный китель и такие же брюки, в больших мужских шлёпанцах и с полотенцем на голове. Вера то уходила обслуживать, то забегала, присаживалась, спрашивала: «А Толян где, в Москве? Не срослось у вас? Правильно, тебе мужик нужен сильный, вроде Игоря Николаевича! Ты ешь, ешь, может, тебе ещё отбивную принести?» Люба ей ответила, что за год, что они не виделись, её любимчик Игорь Николаевич развёлся с первой женой, женился и развёлся со второй, чуть не разорившись при этом, и пришлось ему тот дом продать, чтобы финансовые дыры залатать. Вера охала: «Жалость-то какая!»
Через пару часов Вера проводила обсохнувшую Любу к выходу. В зале она увидела младшего Большакова, сидевшего с кем-то смутно знакомым. Ещё раз она поглядела на них с крыльца через большое окно. Это же следователь, ведущий дело Стаса! Ей как-то его Света показывала. Ох, беда! И про фотоаппарат вспомнила.
А с утра опять забыла. Когда, спохватившись, пришла, Валера сказал:
– Тут ерунда, вы, наверное, уронили… вот, батарейки новые поставил, и всё. Только здесь не фотографии, видео какое-то, в музее, что ли. Освещено плохо, ни фига не видно. Нет, на фотике не разглядите, вот, если хотите рассмотреть, я на комп переписал.
Да, какой-то зал, узнаваемая лысая башка Стаса, что-то блестит, рыцари какие-то… ой! Озноб пробрал.
– Валер, перепиши, пожалуйста, на флешку. И вот ещё на этот адрес перешли, тебе ведь не трудно?
– Да в два пинка!
Снова вернулась к главному входу, кто-то от дверей бросился к ней, что-то про уборщицу, отмахнулась: «Потом!» Спустилась в подвал в свой кабинет, некоторое время сидела, обхватив голову: значит, всё-таки Стас? А зачем хранил? Выкинуть и забыть? Нет, надо посмотреть, ведь зачем-то прятал он эту запись.
Включила. Камера неподвижно вглядывается в сумрак под балконом. Люстра выключена, только настенные светильники горят. Под лестницей их свет отражают металлические фигуры рыцарей. Ничего не происходит. Люба двигает мышкой. Ага, только на десятой минуте из дверей гостиной показывается фигура маленького полненького человечка. Это Илья Большаков, она его фотографии в интернете видела. Чертами он похож с младшим братом, но фигурой… тот высокий, худой и сутулый, этот – наполеончик. Идёт прямо, потом подымает голову и смотрит в камеру. Идёт дальше и исчезает из вида. Значит, он видел оператора? И где он стоит? Да понятно где, на балкончике над входом. И никакой это не оператор, камера неподвижна. Значит, Илья Большой сам установил камеру между балясин, Люба её обнаружила через два года и положила в ящик кухонного стола, а в августе, когда Стас ножи точил, он наткнулся на неё, решил, что это Любина, и сунул ей в тряпки. Сам на себя компромат спас!
Что там дальше? Двое тащат Большого под мышки, это Стас и ещё один, примерно такой же комплекции, но причёски не видать, он в бейсболке. Большой ещё жив. Он кричит что-то третьему, которого не видно. Этот третий топчется у входа в мёртвой зоне камеры. Только иногда внизу появляется тёмный затылок.
Люба в ужасе: мало того, что Стас принимает участие в убийстве, он в этой паре киллеров явно ведущий. Снова мелькает затылок, он перемещается влево и исчезает. Киллеры с жертвой продолжают глядеть ему вслед. Понятно, третий пошёл в кабинет. Промельк головы слева направо. Ещё, вроде, что-то там белеет. Нет, это, наверное, дефект записи. Стас заводит руку за спину, что-то вытаскивает. Нож. Большой умирает не сразу, некоторое время корчится. Когда Стас ударяет его, оба отскакивают, наверное, опасаясь запачкаться. Когда убитый замирает, снова приближаются и переворачивают тело. А этого Любе никто не рассказал: они стаскивают с него брюки. Видно, что этот, который в мёртвой зоне, продолжает командовать. Стас уходит, возвращается с какими-то железками… а, гаечные ключи. Отвинчивают металлическую фигуру, обрушивают её на труп. Переговариваются; видно, что командир недоволен созданной инсталляцией, а исполнители отбрёхиваются. Всё. Стас глядит на часы, кивает, и убийцы устремляются на выход. И тут Люба ощущает какую-то фальшь в его движении. Непонятно. Дальше картина не меняется на протяжении часа. Потом в вестибюль заходит женщина. Делает полукруг вокруг этой страшной композиции и убегает. Опять долгое время пусто. Потом входит молодой паренёк, стоит над телом, разговаривает по телефону. Его Люба узнаёт, хотя за три прошедших года он растолстел и заматерел: это участковый из Новой Жизни. Прибытия оперативной группы она не увидела, запись кончается.