Тридцать три несчастья
Наверное, каждому знакома такая ситуация, когда день вдруг не задаётся с самого утра, проблемы сыплются одна за другой, ты, естественно, не успеваешь их решить по мере поступления, так как несчастья имеют свойство увеличиваться со скоростью геометрической прогрессии, и вскоре оказываешься погребён под ними как заживо зарытый в могилу — и всё, ты уверен, что твоя жизнь летит под откос. Особенно если она, жизнь эта, до сих пор тебя не особенно-то и баловала. Накануне вечером, как это часто со мной бывает, я уснула с книгой в руках. На сей раз это была хрестоматия по зарубежной литературе. Конечно же, сочинение я не написала. Да и к контрольной по алгебре не очень хорошо подготовилась (Господи, да как же её вообще понимать можно в одиннадцатом-то классе!!!) И вообще у меня ПМС. Короче, не самые лучшие дни моей жизни. Огромный прыщик вскочил как раз на моём несчастном носу, который и без того нельзя было назвать милым и аккуратным, а сейчас он вообще превратился в шнобель — иначе не назовёшь. И чёрта с два тут помогут тональные кремы и пудры. — Ирина Игоревна сказала, будто у тебя сегодня контрольная? — вместо «доброго утра» поприветствовала меня мама. Ирина Игоревна — моя классная руководительница, училка по алгебре и геометрии и по совместительству — подруга моей матери. Не самое лучшее сочетание, согласитесь. У меня по её предметам всегда была твёрдая пятёрочка. По двенадцатибальной системе. И ни один репетитор был не в состоянии хоть как-то повлиять на мою успеваемость по точным наукам. — Да, контрольная, — буркнула я, принимаясь за бутерброд с отвратительной вареной колбасой. — Получишь что-то меньше шестёрки — на карманные деньги можешь не рассчитывать, — отрезала родительница. — Давай, будь умничкой и не расстраивай мамочку. Я побежала на работу. Суп в холодильнике. — Угу, — вздохнула я. Как-то меня эти мамины слова не особо мотивируют на учёбу. Да к чёрту всё. Перед выходом «полюбовалась» на своё отражение в зеркале, пожелала себе поскорее сдохнуть и, напялив на плечи курточку и схватив рюкзак, выскочила из квартиры на свет божий. Из соседнего подъезда одновременно со мной вышел Лёша. Парень он был симпатичный, вполне в моём вкусе. Но на том наши «отношения» и заканчивались. Не было их. От слова «совсем». Мы даже не здоровались никогда. Быстрой походкой Лёша отправился к своему колледжу, расположившемуся в паре кварталов от нашей хрущёвки, а я — в противоположную сторону, на автобусную остановку. До моей школы ехать целых пятнадцать минут. На светофоре водитель чёрной «Ауди» окатил меня грязной водой, оставшейся на тротуарах после вчерашнего ливня, зонтик застрял между дверцами икаруса, одна молодая мамаша обозвала меня коровой, когда я нечаянно наступила ей на ногу из-за того, что впихнувшаяся на следующей остановке толпа потеснила меня к местам, где положено было сидеть пассажирам с детьми и инвалидам (наверное, в отместку за это её малыш и загвоздал мне джинсы своими грязными ботинками), нечаянно, подпрыгнув на очередном «лежачем полицейском», вытерла губную помаду о светлую курточку какого-то подростка-очкарика, улыбнувшегося мне, блеснув при этом металлическими брекетами на далеко не белоснежных зубах. Но это ещё можно как-то стерпеть. Когда я почувствовала чью-то лапу у себя на груди, то, запаниковав, начала вертеться, лишь бы её сбросить, за что получила по рукам от одной отвратительной бабульки, которой привиделось, будто я влезла ей в сумку. — Воровка! — взвизгнула старушенция. — Ничего подобного! — попыталась защититься я. — Воровка и лгунья! — возмутилась та ещё громче. — Вы только посмотрите на неё! Схватилась за мою сумочку, ещё и отрицает это! А у меня там, между прочим, деньги и документы! — Я просто оступилась, простите, — оправдывалась я. Но окружающие пассажиры стали почему-то на сторону старушки. Может, им мой шнобель не очень понравился?.. Даже очкарик с брекетами не заступился. А я-то думала, что приглянулась ему. Так или иначе, но мне уже тогда хотелось разреветься от безысходности. А ещё я свою остановку благополучно проехала, так как банально не успела протиснуться между толстым дяденькой, рьяным защитником обиженной бабульки, и цыганкой с двумя сумками на колёсиках. В итоге мне пришлось пилять пол лишних километра, если не больше. Завернув в одну из подворотен, я села на лавочку и принялась оттирать влажными салфетками свои джинсы и ботинки. Не помогло — грязь уже въелась в них намертво. Но я всё равно извела всю пачку. Из обшарпанного подъезда вышло существо неопределённого пола и, воззрившись на меня своими щелками-глазками, зажатыми между круглыми лиловыми щеками и кустистыми бровями, прогнусавило, обращаясь ко мне: — Денег дай. На проезд не хватает. Домой доехать надобно. Я не стала вступать с этим существом в перепалку (мало ли! я же девушка беззащитная), достала из кармана рюкзака купюру с изображением Ивана Франко (меньше не было) и протянула со словами: — Возьмите, пожалуйста. Человечек проворно выхватил денежку у меня из рук, засунул к себе в карман замусоленного плаща и, даже не поблагодарив, отправился восвояси. Быстрыми шагами. Оставив меня без обеда и денег на обратный проезд. Всё, никогда в жизни больше не сверну в эти дворы, клянусь. На первый урок, английский, я не попала. Вторым была контрольная по алгебре, треть заданий которой я решила сто пудов неправильно, а до оставшейся трети не успела добраться вообще. Ну и чёрт с ней. Я, если что, в Институт культуры поступать собираюсь. Но Ирина Игоревна, чтоб её, думала иначе. На перемене она подозвала меня к себе и битый час втирала мне, чтобы я поскорее передумала по поводу своей будущей профессии, мол, учительница музыки в средней школе — это несерьёзно, в материальном плане более чем невыгодно и вообще. Я молча слушала, покачивая в знак согласия головой и с трудом сдерживалась, чтобы не взорваться прямо при ней. Так и хотелось сказать: «Это не ваше дело! Я, может, не учительницей быть хочу, а эстрадной певицей! И выступать в ресторанах с собственной группой! И заработаю столько, сколько вам и не снилось!» Скорее всего, до окончания учебного года я ещё сто раз передумаю, но пока так. — Обещай, что подумаешь как следует, — сказала Ирина Игоревна. — Хорошо, — пообещала я, — подумаю. Я удержала себя в руках. Ну, это же лучшая подруга моей мамочки, её нервы нужно беречь, иначе мама потом отыграется на моих по полной. Третий урок тоже прошёл отвратительно. Алиса Викторовна сразу влепила мне в журнал двойку за отсутствие домашнего сочинения по литературе, и я мгновенно воспылала ненавистью и к училке, и к новой теме, поэтому Алису Викторовну не слушала, выглядывала в окно и размышляла о бренности бытия. За что ещё и в дневник замечание отгребла. На переменке я пошла в туалет. В голову лезли мысли одна другой отвратительнее. Почему мне в жизни так не везёт?! Почему я такая уродина, на которую даже очкарики с брекетами не западают?! И ужасная лохушка, способная отдать все свои сбережения какому-то алкашу?! Но как будто у кого-то есть ответы на мои вопросы!.. Тут в дамскую комнату ещё кто-то вошёл, судя по голосам, девчонки из параллельного «А» — Мартынова и Савина. Продолжали прерванный разговор, значит. — А он что? — А он, типа, не пора ли нам перейти на новый уровень отношений? — Вика, на какой ещё, блин, новый уровень, если у вас и так уже всё было?! — Светка, не тупи. Было, да не всё. — Не хочешь ли ты сказать, что он предложил тебе… Я не сдержалась и чихнула. Чёрт. Увлекательный был разговор. Но, если честно, мне бы их проблемы!.. — Ой! — взвизгнула Савина. — Здесь кто-то есть?! — Я, — подала я голос из своей кабинки. — Кто — я? — Ой, ну не тупи, подруга, и так по этому жалкому блеянию понятно, что там Кукушкина засела. — Эй, Кукушкина, у тебя, случайно, «Тампакса» с собой нет? Не поделишься? — рассмеялась одна. — Откуда у девочки «Тампакс»? Или ты хочешь сказать, что она уже не девочка? — подхватила другая. — Ну, это вряд ли, с её-то данными! — и заржали уже обе. Мне реально хотелось их придушить. Или зарезать. Вонзить в их худющие животы по ножу и выпустить все их вонючие кишки. Клянусь, я бы сделала это с удовольствием и даже не раскаиваясь. Но я лишь выскочила из кабинки, громко хлопнув дверью и кинув им на прощание: — Шлюхи! Потом была психология. Обычно этот урок мне нравился. Мы проводили всякие тесты, обсуждали насущные проблемы, волнующие подростков во всех странах мира. А сегодня… Сегодня у нас тоже был тест. Мы рисовали несуществующее животное. Для тех, кто не в курсе, расскажу, что в течение трёх минут двадцать четыре подростка из 11-«В» рисовали на листе бумаги нечто, чего в принципе не существует в природе, нечто, не похожее ни на одно живое существо на планете. Ещё и имя ему полагалось придумать. «Не ограничивайте свою фантазию», — предложила Ангелина Ивановна и уплыла к окошку предаваться меланхолии. Ну ладно. Рисовать я в принципе люблю. За три минуты я успела изобразить что-то очень огромное, наподобие гиппопотама, только с головой мастодонта, заячьими ушами, поросячьим хвостом, глазами Нефертити и длиннющим хоботом, закручивающимся на конце наподобие спирали. Изо рта у него вырывалось пламя, а из головы торчала маленькая корона, инкрустированная алмазами. А, по всему телу у него ещё и цветочки рас