полагались. Ничего так, красиво получилось. Только с именем загвоздочка вышла. Я его придумать не успела. А потом Ангелина Ивановна принялась читать расшифровку сего интереснейшего теста. Хотя я и так знала, что склонна к самоанализу и рефлексии, и что немного зависима от общественного мнения. Подумаешь, открыли Америку. А что, бывают другие подростки, которым наплевать на то, что о них думают сверстники?.. — Ангелина Ивановна, а можно вопрос? — раздался голос моего случайного соседа по парте, Захара, бесцеремонно заглядывавшего в мою тетрадку. — Что обозначает огромный нос у несуществующего животного? Я тоже заглянула в его тетрадь. У его недокикиморы носик почему-то был вполне приличным. — О, — почему-то засмущалась учительница, — нос — это показатель вашего чувственного отношения к миру. — То есть? — не успокаивался Захар. — Это как-то связано с интересом к противоположному полу? — Или к своему! — хихикнул кто-то позади меня. Очевидно, Санёк. На что он намекает?! Не на то ли, что в клубе, где мы собирались всем классом отмечать первое сентября, я танцевала в обнимку с Олесей?.. Да мы просто прикалывались! Тем не менее я насторожилась и поспешила прикрыть своего слонопотама рукой. — Совершенно верно, — неопределённо отвечала Ангелина Ивановна. — Я так и знал, — прошептал рядом Захар, а у меня непонятно откуда взялся в горле кактус, такой огромный и острый, что в глазах защипало, и я закашлялась. Сосед по парте похлопал меня по спине. Вот урод. Из-за него же мне и приходится краснеть и кашлять. — Отвали, — прошептало моё разодранное горло. Ангелина Ивановна завела разговор о способах повышения самооценки. Тема, конечно, интересная, но сейчас мне было как-то не до неё. Придя в себя, я потихоньку вырвала эту чёртову страницу из своей тетради и скомкала в маленький шарик, изнемогая от желания как можно скорее смыть её в унитаз и больше никогда не вспоминать об этом идиотском тесте. Но проклятый Захар ничего не забыл и, как только прозвенел звонок на большую перемену, подмигнул мне и сказал: — Заведи себе парня, это же не трудно, и не пались так больше. Ответить я ничего не смогла, провалилась от стыда сквозь пол прямо в школьный подвал и сломала себе позвоночник о трубы отопления. Нет, не провалилась, конечно, но ощущения были именно такими. — Ну что, по чаю и булочке, как всегда? — подошла ко мне пышнотелая Олеся, моя единственная подруга в этой грёбаной школе. Ничего, это последний год моих мучений. Я верила, что с поступлением в институт моя жизнь кардинально изменится. В лучшую сторону, конечно же. Куда же хуже!.. — Олесь, я сегодня на мели. Выручишь? — и я рассказала подруге о своих злоключениях в той подворотне. — Конечно, — улыбнулась Олеська. Единственный радостный лучик за сегодняшний день. Правда, у подруги хватило только на обед. На проезд денег у неё не нашлось. Ничего страшного. После биологии я как бы невзначай спросила у Паши, не одолжит ли он мне до завтра совсем чуть-чуть. Попросила по старой дружбе. Когда-то мы с ним состояли в дружеских отношениях и даже сидели за одной партой вместе. А потом вообще перестали друг с другом разговаривать. Эм, ну ладно, скажу больше. Однажды мы с ним целовались. В не совсем трезвом состоянии, да-да, именно тогда, когда после вечеринки по поводу первого сентября Паше стукнуло в голову провести меня домой. Не скажу, что мне очень сильно понравилось, Паше, по всей видимости, тоже. Поэтому продолжать общаться друг с другом и дальше никто из нас не захотел. Но сейчас у меня просто не было другого выхода. Остальные мои одноклассники — те ещё придурки. — Ну, я-то могу, отчего бы и не дать, — сказал Паша. — Но мне интересно, что мне за это будет. — Хм. Ну, я же завтра верну. — Ты не поняла. — Паша на меня загадочно посмотрел. Но до меня вообще трудно порой доходит, почему неплохие вроде бы люди начинают вести себя как мудаки. — А что же ты хочешь за три пятьдесят? — Я могу дать больше. Но не уверен, что твоих умений достанет и на десятку. — Козёл. — Сама уродина озабоченная. Кому ты нужна с таким-то рогом на носу! — Да пошёл ты! И я, на сей раз застегнув куртку до самого носа, чтоб ни у кого не возникло желания меня облапать, отправилась домой пешком. Ничего страшного. Пешие прогулки на свежем осеннем воздухе ещё никому особо не вредили. Но именно сегодня я с каким-то странным наслаждением поглядывала на проезжавшие по шоссе грузовики. Ну, или как вариант — железнодорожный переезд. Там уж точно наверняка… Я шла, погружённая в невесёлые думы и чувствуя, как плавятся и плещутся в черепушке мозги, и вытекают из носа и глаз вместе со слезами и соплями. Как вдруг передо мной выросли силуэты двух парней. Подняла на них взгляд, краем глаза заметив, что на лавочке под каштаном сидела целая компания парней и девушек, и с любопытством глядела в нашу сторону. Ну, что ещё?! — Девушка, какая же вы страшная! — сказал один, и мой мир взорвался от дружного хохота и двух этих дебилов, и их не менее дебильной компашки на лавочке. — И без вас знаю! — вырвалось у меня. Смех вокруг стал ещё оглушительнее. Это невыносимо. Я пыталась убедить себя, что это, скорее всего, шутка такая, и лично против меня эти парни ничего не имели. Ну да. Прикол. Розыгрыш. Они, должно быть, сделали это на спор и выиграли. Но… разве мне от этого легче?! Это было последней каплей. Я не помню, как добралась домой. Слёзы застилали глаза, сердце рвалось и выворачивалось наизнанку и обратно много-много раз, иначе я не пойму, отчего так больно в груди. Проплакала в подушку до темноты, пока не взбунтовался мой чёртов больной желудок. И я подивилась, почему вообще жива. Почему меня не сбил грузовик?! Или поезд?! Не напал какой-нибудь маньяк?! Не свалился на голову метеорит?! Я предоставила провидению прекраснейшую возможность лишить меня жизни, шагая домой на автомате, с залитым слезами лицом, не обращая внимания ни на что абсолютно — и что же?.. Никто этой возможностью не воспользовался. Я была глубоко разочарована. Встала с постели опустошённой, раздавленной, униженной. Безвольной рабыней собственного желудка. Нашарила в темноте выключатель. Но свет не зажёгся. Телефон сел, потому что я, как обычно, забыла его вовремя подзарядить, поэтому о том, чтобы подсветить себе экраном, не могло быть и речи. Стараясь не думать о том, что в темноте могут прятаться монстры, привидения или даже бородатый мужик с топором (ну, а вдруг), я чертыхнулась, споткнулась о ножку стула и, придерживаясь руками за стену, осторожно, маленькими шажочками направилась в сторону кухни. Там тоже свет зажигаться не захотел, и я поняла, что в доме просто нет электричества. Ну и ладно. И так день коту под хвост. Нет, это ещё далеко не все несчастья на мою бедную головушку. Суп разогреть негде — микроволновка без электричества не работает, плита тоже не зажигается, а где у нас хранились спички, я не имела ни малейшего понятия. Вздохнула. Наплевав на всё, принялась черпать ложкой холодный суп прямо из кастрюли. Моя мама готовит отвратительно, я ещё хуже, поэтому, несмотря на жесточайший голод, кушать я это картофельно-макаронное недоразумение не смогла. Прости, мама. Я съела мамин обезжиренный йогурт, погрызла корочку вчерашнего хлеба, запила холодной кипяченой водой прямо из чайника, естественно, облилась, и уставилась в окно. На противоположной стороне улицы в домах горел свет. У людей жизнь, у меня — одно сплошное мучение. И хоть слёзы из глаз уже не текли, но на душе всё равно было прескверно. К тому же я до смерти боялась оставаться одной в тёмной квартире. С детства. Что, впрочем, не мешало мне быть фанаткой Стивена Кинга. Да чёрт! Мне так и казалось, что за моей спиной кто-то есть. Кто-то жуткий, противный, опасный. Слышались какие-то подозрительные всхлипы и шорохи. Я страшилась собственного дыхания. В висках как молотом по наковальне грохотал пульс. — Ва-а-ай! Да пропади оно всё пропадом! — вдруг возопила я и бросилась в прихожую, налетела на туалетный столик, больно ударилась бедром, что-то разбила, судя по запаху, мамины любимые духи, сунула во что-то ноги — кажется, во что-то разное, — сорвала с крючка курточку и выскочила на лестничную площадку. Дверь за мной автоматически захлопнулась. А ключи остались дома. На туалетном столике. Значит, домой я попаду только тогда, когда вернётся с работы мама. Сегодня она, кажется, в командировку не собиралась. По идее, если мне осточертело собственное существование, беспокоиться о том, попаду ли я сегодня домой, не должна. Так же, как и питать своё тело отвратительной бурдой, которую моя мать именует супом. Только… блин. Телу-то не прикажешь. Как ни крути, но оно, подлое, главенствует над человеческим разумом даже в наш просвещенный век. И даже тогда, когда ты мечтаешь о том, как бы лишить его жизни, оно не перестаёт хотеть есть и пить, потеть или мёрзнуть, жаждать любви и ласки. Пищеварительная система продолжает работать, сердце — качать кровь, мочевой пузырь — наполняться и опорожняться, прыщики — вскакивать на носу… Ну, может, кто-то вроде буддийских монахов и способен приказать своему телу заткнуться и не мешать спокойно жить, а я — не могу. Такая вот я непутёвая. На лестнице меня облаял соседский пудель Эдельвейс (сокращённо — Эдди), а его хозяин, экстравагантный тридцатилетний гражданин по имени Эрик, которому я нечаянно отдавила ногу, обматерил. Противным ман