– В течение часа? – повторил Клаус. – Быстродействующий яд.
– По большей части против грибных ядов имеются противоядия, – добавила Фиона. – Яд смертоносного гриба может быть одновременно источником чудодейственных лекарств. Я и сама занималась кое-какими из них. Но в этой книге говорится: «Хорошо, что грот выполняет роль карантина».
– Карант? – переспросила Солнышко.
– Карантин – это когда изолируют что-то опасное, чтобы оно не распространялось вокруг, – объяснил Клаус. – Благодаря тому что медузообразный мицелий находится в неизведанных водах, им отравляются очень немногие. Если занести на сушу хоть одну спору, кто знает, каковы будут последствия.
– Мы и выяснять это не будем! – воскликнул капитан Уиддершинс. – Мы не возьмем с собой никаких спор! Так точно! Мы просто схватим сахарницу – и наутек! Так точно! Иду ставить судно на курс!
Капитан вскочил и начал карабкаться по веревочной лестнице к пульту управления.
– Ты уверен, что надо продолжать выполнять нашу миссию? – задала отчиму вопрос Фиона, захлопывая книгу. – Все это мне кажется очень опасным.
– Опасным? Так точно! Опасным и жутким! Так точно! Жутким и трудным! Так точно! Трудным и таинственным! Так точно! Таинственным и неуютным! Так точно! Неуютным и рискованным! Так точно! Рискованным и благородным! Так точно!
– Думаю, гриб не может нам повредить, пока мы в субмарине, – сказал Фил, стараясь сохранять всегдашний оптимизм.
– А если бы и мог! – прокричал капитан сверху, сопровождая свой пылкий риторический монолог (иначе говоря, эмоциональную речь, показавшуюся Бодлерам вполне убедительной, хотя не с каждым словом они были согласны) эффектными взмахами руки. – Степень коварства в нашем мире огромна! – громогласно продолжал он. – Так точно! Подумайте о судах, которые мы видели на экранах гидролокатора! Подумайте о громадной субмарине Графа Олафа и другой, еще более громадной лодке, которая ее прогнала! Так точно! За нами всегда гонится по пятам что-то с каждым разом все более громадное и более устрашающее. Так точно! Потому и погибло столько благородных субмарин! Так точно! Думаете, водонепроницаемые комбинезоны с портретом Германа Мелвилла – единственная благородная форменная одежда на свете? Были волонтеры с портретами П. Г. Вудхауза[15] и Карла ван Вехтена[16] на скафандре. Встречались также изображения Коминз[17] и Клири[18], Арчи и Мехитабел[19]. Но сейчас волонтеры стали редкостью! И наше дело – совершить какой-нибудь один скромный благородный поступок! А именно забрать сахарницу из грота Горгоны, каким бы он ни был угрюмым! Так точно! Не забывайте мою личную философию! Тот, кто колеблется, – пропал!
– Или та! – добавила Фиона.
– Или та, – подтвердил капитан. – Так точно!
– Так точно! – крикнула Вайолет.
– Так точно! – прокричал Клаус.
– Так точно! – взвизгнула Солнышко.
– Ура! – завопил Фил.
Капитан Уиддершинс бросил на Фила недовольный взгляд – он предпочел бы услышать от него «Так точно!», как от всех остальных.
– Куки! – приказал он. – Мой посуду! Остальные – на боковую! Так точно!
– На боковую? – с недоумением проговорила Вайолет.
– Это значит «спать!», – объяснил капитан.
– Мы знаем, что значит «на боковую», – возразил Клаус. – Просто мы удивлены, что должны спать, вместо того чтобы выполнять нашу миссию.
– До пещеры не так близко! – отозвался капитан. – Я хочу, чтобы вы все четверо хорошо отдохнули, до того как понадобитесь! А теперь – в кубрик! Так точно!
Одна из самых горьких жизненных истин состоит в том, что время ложиться спать часто наступает именно тогда, когда начинается самое интересное. Бодлерам совершенно не хотелось ворочаться без сна в кубрике (слово, означающее здесь тип спальни, как правило неуютной), в то время как лодка все приближается к таинственному гроту и к столь неотъемлемо важному предмету (имеется в виду сахарница, хотя дети и не знали, чем она так важна). Однако, пока они шли за Фионой по коридору мимо таблички, извещающей о личной философии капитана, мимо двери в подсобку, мимо бессчетного числа капающих металлических трубок, Бодлеры и впрямь почувствовали усталость, а когда Фиона открыла дверь в небольшую, с зеленоватым освещением комнату, уставленную просевшими койками, дети уже зевали во весь рот. Возможно, причиной был долгий утомительный день, который начался на ледяной вершине Коварной горы, но только Вайолет, против обыкновения, не пришло в голову ни одной механической идеи, когда она улеглась на койку. Клаус едва успел снять очки и положить их на ночной столик, как в ту же минуту отключился, что означает здесь «заснул, не успев поразмыслить над прочитанной за последнее время книжкой». А Солнышко свернулась калачиком на подушке и, ни секунды не потратив на мечты о каком-нибудь новом кулинарном рецепте – предпочтительно твердого, а не кашеобразного кушанья, поскольку ей по-прежнему, как и в младенчестве, нравилось кусать предметы, – погрузилась в сон. И даже Фиона, с чьими привычками перед сном я знаком не так хорошо, положила свои очки на столик рядом с очками Клауса и мгновенно уснула. Жужжание двигателей «Квиквега» действовало так усыпляюще, что дети проспали несколько часов и, вероятно, спали бы и дальше, если бы их не разбудил страшный – и страшно знакомый – звук. Это был громкий и пугающий скребущий звук, как будто кто-то царапал по школьной доске ногтями. Лодку невероятно тряхнуло, и Бодлеры, можно сказать, вывалились из коек.
16
19