Все эти разговоры были бессмысленны. Приказать себе видеть. Вот, что я должен был сделать. Это было совершенно невыполнимо. Все равно, что приказать себе не дышать. В голову лезла всякая ерунда, вроде: лопнули ли у того бедолаги-солдата сосуды в глазах или нет? Лопнули? Провисеть десять часов вниз головой с водой у самого носа, это по-настоящему грустно. Хотя, я и сам, черт знает сколько, проторчал в бочке с битумом. Воспоминание об этом вызвало очередной приступ кашля.
***
– Сегодня на обед курица, мистер Шин, – у Лины было мягкое контральто, такие голоса пользуются спросом у хозяев секса по телефону. Что это за голос! Услышав его, можно было выпрыгнуть из штанов, не задумываясь. Мягкое мурлыканье, хватающее мужчин за нежные места.
– Вас покормить?
– Покорми, Лина, – я повернул голову, силясь найти собеседницу в кромешной тьме. Вероятно, она была очень красива, что-нибудь яркое с длинными ногами в коротком халатике. Ухоженные ногти под ярким лаком. Покормите, Лина, я стыдился собственной беспомощности.
– Как вы себя сегодня чувствуете? – было слышно, как медсестра осторожно возится с тарелками. Слышен пар, поднимающийся над кусками курицы с рисом. Слышно, как на тарелку стекает соус, медленно пробирается по волокнам мяса растекается густыми волнами.
– Хорошо.
– Доктор Фриц говорит, что вы поправитесь, – койка слегка примялась, когда она села.
– Надеюсь, – обреченно ответил я. Лина аккуратно отодвинула мою руку от своего бедра.
Как она выглядела? Мои глаза были бесполезны, все, что я мог представить, было фантазиями. Блондинка? Брюнетка? Но ее голос. Ее голос сводил меня с ума.
– Сегодня на обед еще и бананы, мистер Шин.
– Я знаю.
– Знаете?
– Чувствую запах. Он везде.
– Это невероятно, – в ее голосе скользило сомнение. – Они еще под пленкой, я не разворачивала.
– Все просто, достаточно прикрыть глаза, Лина. С закрытыми глазами можно почувствовать все. Даже то, что ты пахнешь фиалками.
– Я? – она смущённо рассмеялась и поинтересовалась, звонили ли мне домашние. Домашние? Я отрицательно покачал головой. Постоянно забегал Его величество с Рубинштейном, приходили Рита и тиа Долорес, тихонько плакавшая все время, но телефон молчал.
Я ждал звонка. Ждал, этого чертова звонка, раз за разом проверяя, работает ли аппарат. Нажимал кнопку, улавливая слабый булькающий звук включения экрана. Телефон работал, но за все время Кони не позвонила ни разу. Может быть, у нее было много дел? Она говорила, что придется неделю сидеть с сыном. Неделя уже прошла. Или нет? Ну, конечно. У миссис Ричард Левенс было много дел: муж и ребенок.
Темные провалы зрачков. Я их уже не увижу никогда, даже в том невероятном случае, если мы встретимся вновь. Слепой калека ограничен в общении. О чем с ним можно поговорить? О чем? Конкордия Левенс мне не звонила, хотя телефон лежал рядом со мной.
Старый аппарат, искупавшись в битуме, сломался, но Его Милосердие приволок новый. Старательно добавив все известные номера.
– На «М», Мастродонт?
– Да, Моба.
– Мастродонт? Ты шутишь? Что это, чувак?
– Большой старый слон. Мастодонт.
Он восхищенно крутил головой, новые знания Толстому нравились всегда. Мастодонт, он несколько раз повторил это слово про себя.
– «Б». Бетонная жаба, ахаха. Госпожа директор будет в восторге. Она тебя сотрет в порошок, если увидит.
– Если увидит, – я сжал зубы.
– На «Р» Мозес? Рубинштейн?
– На «Т» Трилобит.
– Трилобит? Да ты гонишь, Макс! Трилобит?
– Древний краб, – пояснил я. – Очень мудрое существо.
Его величество снова заржал, хлопнул меня по плечу и завозился с кнопками.
Я нащупал холодное стекло телефона. Холодное молчащее стекло. Где-то там на другом конце сети контроллеров, коммутаторов и базовых станций связанной радиоволнами существовала Кони. И мои глупые мечты.
– Мы еще увидимся, Макс?
Я ее понимал, наше послезавтра было слишком давно.
Лучшее средство от слепоты
Мягкие руки и голос. Лина гладила меня по щеке, я старался поймать эту прохладную руку, осторожно зажать в своей. Мне была нужна, хоть какая-то защита от бесплотных голосов. Что-то определенное. Однажды я спросил у Мастодонта навестившего меня с Ритой, как выглядит Лина. Пока ее благоверный продувал балласт, оглушительно сморкаясь в отвратительный носовой платок, на котором дохли бактерии стафилококка, нежная Эвридика ревниво ответила.