Тиа Долорес включила в доме приемник. Играл блюз. Джо Банамасса, я буду с тобой до самого конца. До того момента, пока время не закончит свое течение. Я буду с тобой, что бы этот мир ни готовил. Только ничего не бойся.
Я ничего не боялся, теперь у меня был серебряный пудель, который собирался прыгнуть. Прыгнуть вперед, в неизвестность.
– Мне пора, Макс. Рик будет переживать. Он сейчас с Джоши, – она поправила задравшийся воротник моей рубашки. – Тебе нужно ее прогладить, Макс. Тут складки.
– Я тебя провожу.
– Не надо. Я на машине. Позвонишь?
– Обязательно. Завтра вечером, окей? С утра у меня дела.
Я смотрел ей вслед, пока она не исчезла в темноте. Потом закурил еще одну сигарету. Ты мне нравишься. Я тебя люблю. Свет лежал на дорожке. Блюз продолжал звучать. Ты мне нравишься. Зазвонил телефон. Я быстро вынул трубку из кармана в надежде, что это могла быть Кони, но на другом конце провода возник пьяный Мастодонт.
– Слушай, короче, мы тут посоветовались, если хотим разобраться в этом бактрериальном дерьме, то стоит навестить одну бабулю в Летающем цирке. Не факт, что останемся с информацией, сильно не рассчитывай, чувак.
Он принял решение не сваливать дело на больную голову легавки. Я сдвинул трубку удобнее, что бы ничего не пропустить, если бы инспектор детектив Соммерс слышал нас, то поставил бы каждому по ящику белого. Навестить одну бабулю в Летающем цирке значило только одно – мы продолжаем искать парня с «Питоном». И Толстяк наплевал на советы нашей бетонной жабы графини Маллори-Сальтагатти, а завтра мы нырнем в фиркадельки, в ту реку г. на, в мутной воде которой ловились яхты, бунгало и телки с большими дойками. Что послужило этому решению, сведения, полученные от ветхого как папирус профессора Фодергила, или пинта виски, на тот момент мне было все равно.
– Совсем забыл, мы с Мозом там тебе небольшой подарок оставили, сечешь? Тот пакет, что я притащил.
Разорвав оберточную бумагу, я увидел бронзового слона.
– Хорошая вещь! Товар дня в Карэфуре, прикинь? Раньше они хотели за него двести монет, но мы купили на распродаже за пятьдесят. С днем рождения, Макс. Твоя цыпа, кстати, реально жена этого кислого Левенса? Да? Ты гонишь, чувак. Где ты ее подцепил?
– Долгая история, Моба.
– Понятно, ладно, спокойной ночи, чувак. Завтра – летающий цирк, не проспи, я заеду к одиннадцати.
Слон таращил на меня бронзовые глаза. Затащить подарок к себе наверх я так и не смог.
Мама Ангелопулос и ее внучек
Черт, ну как же воняло на лестнице! Гнилью, табаком и подмышками. Беспросветной дрянью. Кроме того она была деревянной, реликтом, что до сих пор прячутся на окраинах. Ими еще восторгаются наивные любители уютной колониальной старины. Ручная работа с темными от грязи перилами. И эта ручная работа кряхтела под нами, словно срок ее наступил еще позавчера, но добрый боженька совсем позабыл отправить ее на тот свет.
Сам летающий цирк был не намного лучше: кое как прилепленные домики, штукатуреные фасады, напоминали ряды престарелых путан, скрывающих возраст и опыт под столетними слоями фальшивой позолоты. Они выстроились вдоль обочин, цветные и жалкие одновременно. Было видно, что веселье тут происходит каждый день и дым стоит коромыслом, стоило солнцу зайти за горизонт. Боби в этот термитник ходили неохотно. Слишком хлопотно. Бесполезно было наводить порядок там, где беспорядок был законом. Тем более было странно наблюдать Мастодонта чувствовавшего себя здесь как рыба в воде.
– Хесус с бабулей тут всем заправляют, сечешь? Если хочешь чего-нибудь, иди к ним. У них можно найти все, кроме дури и бактрерий. Они тебе достанут все, что угодно, и загонят по разумной цене. У бабули в голове калькулятор, я тебя уверяю. Она помнит и знает все. Если что случается, она определенно в курсе, Макс.
Я кивнул. Все это напоминало мой последний приют в Манчестере, ну, или окрестности Дорогомиловского рынка – те же безучастные ко всему наркоманы, толпы местных обитателей на углах. Несчастные, которых чистоплотное, но ленивое общество замело под ковер. Тележки, тачки, какая-то дрянь, битый кирпич, разрисованные стены. Здесь можно было оставить кучу денег, здоровье или жизнь. На выбор. Или все вместе, без альтернативного варианта.
Солнце освещало всю эту суету, окрашивая дорожную пыль в нежно абрикосовый цвет. Странный цвет, делавший всю эту свалку слегка пригодной для жизни. Легкая красная дымка по краям моих глаз делала пейзаж совсем фантастическим. Вроде тех постапокалиптических голливудских декораций. Да они вообще не стоили миллионов, что на них тратили. Летающий цирк всю эту красоту мог предоставить бесплатно. Хотя нет, за любую мелочь здесь надо было платить.