Тоже мне секрет долголетия. Навскидку я мог назвать сразу две причины: полкилограмма чеснока и пара косяков, которые она, видимо, выкуривала перед сном. И все это, на протяжении долгих лет, отчего обои в жирных пятнах, что покрывали стены комнаты, можно было курить вместо травки. Прямо так, сворачивать трубочкой и курить безо всякого наполнения. От одного запаха стоявшего в комнате можно было улететь.
– Так что ты хотел, Эди? – поинтересовалась бабуля.
– Норд Стар логистик, абуелита. На тринадцатом посту задержали машину.
– Ах, это! – она сделала пару петель и строго глянула на замершего внука. – Это не местные, Эди. Совсем тухлое дело. А тухлыми делами занимается Больсо, ты же знаешь этого алчного дурака. Ни у кого здесь не хватит болос провернуть подобное.
– Ну, уж говори, мама Ангелопулос, – толстый выразил недоверие, издав тонкую трель. – Извините, пиво с утра вызывает метеориты.
Бабуля улыбнулась, отчего ее лицо просветлело. Она разглядывала нас, собрав морщинки по углам глаз. Пальцы мерно двигались, метая петли. Желтые, красные, синие, зеленые и черные. Она вязала ямайскую шапку. Над ней парил Джа.
– Ты все такой же шалопай, маленький Эди.
– Такой же, – рассмеялся Моба, – так что там с тринадцатым?
Его собеседница замерла, жуя губу, а потом глянула на длинноволосого. Надо признать, что у старушки были стальные яйца. Лицо ее не выражало абсолютно ничего. Ее внучок был много жиже. Много. Пару секунд они обменивались взглядами.
– Расскажи им, Хесус.
– Вначале они искали перевозчика здесь, господин старший инспектор, – выдавил тот, – но наши отказались, там была какая – то ученая байда. С этими умниками можно влететь в неприятности, а то и вообще все потерять. Помните тех двух коржиков, что раскурочили рентген в Святом Иоанне? Их еще приняли в порту..
– Зато теперь их можно видеть в темноте, чувак. Очень удобно, если отрубят свет, – оживился толстяк. – Короче, давай по порядку: кто искал? Когда искал?
– Щавель с «Питоном». Звать вроде Мейерс. Он тут долго ошивался. Ему нужно было что-то перебросить на ту сторону. Но никто не согласился. Потом он свалил. Было это пару месяцев назад…
Прерывая его, в дыре опять появился неугомонный сосед, заявивший, что вызвал полицию, и сейчас она накроет все наше змеиное гнездо разом. Некоторым что бы существовать в этом унылом мире, непременно надо быть несчастным. Без геморроя они быстро склеивают ласты. Их готовность жертвовать собой из-за какой-нибудь ерунды не дает соскучиться, даже если эта ерунда – всего лишь дыра в стене. Соседи вызывают изжогу и слюноотделение. Они горят этим священным пламенем, пока не получают соответствующую обратку, запутывая и так запутанную жизнь донельзя.
Толстый, разозленный вмешательством, привстал с дивана и, осторожно обойдя телевизор, двинул недовольного правой. Прямо через дыру. Тот исчез где-то за стеной, судя по грохоту выломав по пути дверь. Сунув голову в отверстие, его величество веско произнес несчастному вслед.
– Никогда, слышишь чувак, никогда не говори мне под руку, сечешь?
Я усмехнулся, возражать взбешенному Мастодонту, мог только полный идиот. По телевизору беззвучно шел показ мод. Модели отрывисто двигались по подиуму, словно через пару секунд у них начнется ломка, и они попадают с каблуков, выставив вверх острые колени. Затем вышел какой-то педик в цветастом платке. Он жал сам себе ручки умильно улыбаясь гостям. Миллионы которые он зарабатывал на тряпках, позволяли ему улыбаться.
Никогда. Никогда. Никогда не говори под руку Мастодонту, я прикрыл глаза. Есть правила, нарушать которые не следовало. В жизни вообще много правил, преступив которые, оказываешься в совсем безнадежной ситуации.
– Так он был один, этот Мейерс?
– Путался с какой-то бабой. Говорил, что без нее ничего бы не вышло. Вроде она там что-то организовала. Что-то связанное с наукой. Я особо не вникал. Дело тухлое.
– Что за баба? Как зовут?
– Никто не знает, – тощий Хесус развел руками. – Она не из наших, господин старший инспектор.
– Мы, правда, об этом ничего не знаем, Эди. Ты же понимаешь? – мягко заверила мама Ангелопулос. Свет, падавший из окон, освещал ее честные слегка выцветшие глаза. Она смотрела на нас, а руки продолжали автоматически двигать спицами, вязанье приросло уже на пару дюймов. Я ей почему – то верил. Но все же задал мучивший меня вопрос.
– Вам знакома фамилия Левенс, миссис Ангелопулос?
– Нет. А что он возит? – она была стойкой бабулей – мама Ангелопулос, очень стойкой, и все же бросила взгляд на мои руки. Это было простительно. Странно когда ты сам не замечаешь того, что вызывает внутренние судороги у собеседников. Все эти шрамы, подживающие ногти, синева под глазами. И еще более странно было встретить настоящее сострадание там, где его в принципе не должно было быть. Ни единой крошки милосердия. Абуелита твердо смотрела мне в глаза, ожидая ответа.