— Но, Уоррен, ведь она бредит, а это не ахти, какое свидетельство, не так ли?
— Да, это так. Но я не думаю, что они вынесут обвинение, пока Хелен больна. Понимаешь, обвинение сейчас все равно нельзя вынести, и, я думаю, что наши показания убедят всех в том, что есть сомнение в вине Хелен.
Кажется, она успокоилась, по крайней мере, до тех пор, пока не увидела здание суда, и страх не охватил ее с новой силой.
— Ох, Баппс, не могу ли я избежать допроса?
— Нет, через это нужно пройти. Помни, все зависит от тебя и от меня.
— Но что, если они спросят меня, о чем говорили Джим и Хелен перед поездкой в загородный клуб?
— Говори как можно меньше, но говори правду. Мы знаем, что Хелен невиновна, так что правда никак ей не повредит.
В холле мы встретили инспектора Робинсона, его полуулыбка меня раздражала. Это его сообщение смутило большое жюри. Он хорошо знал, что «Сан» поддержит его, а предъявленное обвинение будет воспринято широкой публикой, как доказательство вины.
У входа в вестибюль мы обнаружили дворецкого Уикса, на котором просто лица не было.
— Я ничего не могу поделать, сэр. Они заставили меня прийти.
— Уикс, я понимаю. Не волнуйтесь! Это просто формальность, — утешил я его.
— Надеюсь, сэр, но не нравится мне это.
— Никому не нравится, но ничего не поделаешь, — ответил я. — Энни пришла с тобой?
— Нет, сэр. Как ни странно, но ее не вызвали.
Ну, надо же! Это очень поможет нам. Мы с Мэри прошли через вестибюль и стали ждать нашей очереди. Здесь же ждал и коронер. Уикс последовал за нами и сел радом. На лице Мэри читалась нервозность.
— Баппс, не можешь ли ты войти со мной?
— Нет, Мэри. Большое жюри проводит свою работу тайно.
Клерк вызвал коронера, и пока он проходил в зал, появились Робинсон и Пикеринг. Робинсон не смотрел в мою сторону, но Пикеринг подошел к нам и пожал мне руку.
— Старина, чертовски сожалею, что все так обернулось, — сказал он.
— Ты имеешь в виду мою сестру?
— Да. Кажется, Робинсон считает, что у него есть все доказательства. Я постараюсь помочь тебе…
— Большое спасибо, — ответил я.
Через несколько минут его позвали давать показания. Пока коронер выходил из зала, я пытался определить его показания по лицу, но оно было бесстрастно. Пикеринг вышел меньше, чем через десять минут, и был вызван Уикс. Он прошел в зал на трясущихся ногах, а в его брошенном на меня прощальном взгляде читалось полублагоговение, полустрах.
Робинсон ходил взад — вперед, его походка выражала уверенность и удовлетворение. Всякий раз, поворачиваясь к Мэри, он окидывал ее таким взглядом, как будто пытался прикинуть, к какой категории преступников она относится.
В конце концов, Уикс вышел — он вспотел, как будто после бани. Робинсон презрительно фыркнул, взглянув на него, после чего прошел в комнату присяжных. Я хотел задать бедняге пару вопросов, но он убежал прежде, чем я успел привлечь его внимание.
Мэри встала и прошла к большому окну, через которое в комнату врывался теплый сентябрьский солнечный свет. Какой-то миг она рассматривала площадь, заполненную народом, после чего внезапно обернулась и всхлипнула:
— Баппс, я не вынесу этого! Вдруг я скажу что-то такое, что навредит Хелен!
Рыдания сотрясали ее тело. Подойдя к ней, я попытался успокоить ее.
— Мэри, дорогая, Хелен не делала этого. Когда она оправится, мы узнаем больше. Даже если ей вынесут обвинение, то Хелен сможет доказать свою невиновность.
Рыдания уменьшились, превратившись во что-то вроде насморка, а затем в отдельные вздохи. Она вынула из сумочки пудреницу и уткнулась в нее. Я понял, что шторм миновал.
— Я з-знаю, что п-плакать глупо, но ничего не м-могу поделать.
Клерк отворил дверь и назвал фамилию Мэри. Она бросила на меня испуганный взгляд, ее лицо побледнело. Я подумал, что она может сорваться вновь, но тут она вызывающе вскинула голову, с некоей искоркой гнева в глазах. Захлопнув сумочку, она смело прошла в зал, подобно смело идущему на смерть солдату.
Лишь после того, как она ушла, я задумался о собственных показаниях. В конце концов, многое свидетельствует против Хелен. Она угрожала убить Джима. Она поругалась с ним перед поездкой, сама выбрала заднее сиденье, взяла с собой револьвер и знала, что едет посмотреть на то, как муж будет унижать ее любовника и угрожать ему. Против этого у меня была лишь братская уверенность в сестре да полдюжины слов, сказанных в бреду. Мной овладел страх того, что они могут обвинить Хелен. А если это она? Что, если она признается?