Таким образом, шведские демарши в Москве в 1626–1630 гг., основанные на широкой и правильной международной перспективе, выдвигают и специальную теоретическую концепцию для Москвы: единство интересов православия (старой греческой веры) и протестантизма (евангелической веры) в борьбе против общего врага — агрессивного католицизма. Этой концепции шведы неуклонно придерживались в сношениях с Москвой и в следующие годы. Король Густав-Адольф убит 16 (6) ноября 1632 г., извещала Михаила Федоровича грамота за подписью двенадцати шведских вельмож, «в бою с католиками [от папежан] за христианскую евангелическую и за старую греческую веру»[177].
Поскольку Франция была католической державой, Ришелье, посылая Деэ де Курменена в Москву, не мог использовать ту же идеологическую схему и выдвинул для франко-русского сближения другое основание — не религиозное, а чисто политическое — идею сходства Франции и России как двух великих абсолютистских держав. «Такие великие государи, король французский и царское величество, везде славны, и таких великих и сильных иных государей нет, как они, и подданные их все люди во всем им, государям, послушны и волю их творят, — не так, как англичане и брабантцы [голландцы?] делают все по своему хотению». «Французы слушают короля своего так же, как русские люди слушают и почитают царя своего». «Чины и обычаи французской короны подобны и сходны, как в Русском государстве». И международное значение Франции и России сходно: на Западе все короли и государи «зрят, яко на солнце», на французского короля, занимающего среди них первое место, а на Востоке таково же положение русского царя. «Как царь всея Руси начальник и оберегатель церкви греческой и восточных стран, также король христианнейший начальник и опора [держатель] церкви римской и западных стран». Такого же рода идеями проникнута докладная записка, врученная Деэ боярам и царю[178]. В грамоте от имени Людовика XIII к Михаилу Федоровичу говорится: «Хотя наши государства удалены и разделилися меж нами разными многими государствами и разных мер и языков… нашу крепкую сердечную дружбу, и любовь, и прямой совет, и ссылку [дипломатические отношения] с вашим царским величеством держати хотим… к добру и к повышению обеих наших корон и… в добре пребывать с обеих сторон по договору…»[179]
Вся эта политическая концепция была понята и воспроизведена в московском ответе в такой формулировке: «Наши царственные персоны и наши державы, соединившись вместе, устрашили бы всю вселенную»[180].
Деэ сообщил в Москве, что Франция находится в дружбе со всеми государствами, кроме трех, с которыми она во вражде [«в недружбе»]: «Недружба у их короля Людовика с цесарем да с испанским королем. ас королем польским у их короля Людовика недружба потому, что польский король помогает цесарю, а у их короля Людовика с цесарем римским недружба». Дом Австрийский, а в нем особенно император, — «други» польскому королю, который сам «цесарева роду», «и с польским Сигизмундом королем они стоят заодно и помощь польскому королю чинят немалую… А то они [французы] ведают подлинно, что цесарь римский с польским королем заодно, меж себя они свои, цесарева дочь идет замуж за польского королевича, и друг другу помогают. А царскому величеству с государем его Людовиком королем потому же быть в дружбе и в любви и на недругов стоять заодно». Это было не что иное, как предложение военно-политического союза, скрепленного договором. На вопрос бояр, значит ли это, что французский король может прислать войска [«ратных людей»], Деэ ответил утвердительно; однако главный упор он сделал на то, что, поскольку Франция будет продолжать воевать с императором, поляки уже не станут получать от последнего помощи, и в этом выразится военная помощь французского короля московскому царю. «Поляки, которые соединились с домом Австрийским и о давних лет недруги короны французской, имеют великий страх перед великим князем от такого союза [с Францией]»; они «уймутся и не посягнут вскоре на ваши земли», узнав о франко-русском союзе, ибо «от дома Австрийского помощи польским людям против великого князя не будет, потому что они, австрийские, с королем французским воюют». Сообщаются подробности о причинах и ходе войны за Мантуанское наследство в Италии между Францией и Габсбургами, подчеркивается, что Франция предполагает вскоре усилить военные действия против императора, а император со своей стороны предполагает, как только кончится его война с Людовиком XIII, направить все свое войско на помощь Сигизмунду III[181].