Отбросив абсолютные цифры, сообщаемые Родесом для 1653 г., мы можем по его описанию составить ясное представление о самом механизме государственных доходов от хлебной монополии. Именно эта статья государственных доходов, сравнительно трудно реализуемая из-за отсутствия у Московского государства собственного морского флота, и была в 1627–1634 гг. частично обращена правительством на обслуживание внешней, политики. Впрочем, как мы уже отметили, само допущение того или иного государства к покупке хлеба у московского царя являлось доходной привилегией, которая и предоставлялась исключительно европейским недругам Габсбургов (Англии, Голландии, Франции). Но в 1627 г. датскому королю Христиану IV, находившемуся в открытой войне с германским императором, было дано совершенно исключительное право: закупить 30 тыс. четвертей «хлебных запасов» в России через уполномоченного (голландца Давида Руца) не из рук «царских купчин», а непосредственно на внутреннем рынке и вывезти, не уплачивая никаких пошлин в казну, т. е. за самую низкую цену. В 1628 г. Христиан IV снова получил разрешение закупить на тех же условиях 40 тыс. четвертей[253]. Иначе говоря, московское правительство в этих случаях просто «уступало» или жертвовало в пользу датского короля ту сумму, которую оно само могло бы получить с соответствующей доли хлебного экспорта. Что перед нами военная субсидия, это особенно ясно видно из крутого изменения политики после заключения Данией Любекского мира с императором в 1629 г.: московское правительство считало себя связанным обещанием, раньше данным Христиану IV, и поэтому все же позволило ему в 1630 г. закупить 25 тыс. четвертей в счет прежде разрешенных 75 тыс., однако не на прежних условиях, а с уплатой высокой пошлины, в следующем же, 1631 г. запросило такую высокую цену, что Дания уже окончательно выбыла из числа покупателей русского хлеба.
Не имея здесь возможности подробнее остановиться на датских хлебных закупках, перейдем к шведским. Прежде всего, нам надлежит выяснить, как трактовался этот вопрос в русско-шведских переговорах: как торговый или как политический, иными словами, должна ли идти речь только о политической утилизации коммерческих отношений или об открытом испрашивании и сознательном предоставлении политических субсидий.
20 декабря 1627 г. Густав-Адольф обратился к Михаилу Федоровичу с посланием, прося разрешить закупку 10–12 кораблей хлеба. В ответной грамоте от 1 марта 1628 г. Михаил Федорович разрешил шведскому уполномоченному Бекману и «приказчикам» голландцам Деладалу и Ульянову приобрести 36 тыс. четвертей «на шведского короля» на тех же привилегированных условиях, какие были предоставлены датскому королю. К сожалению, обе эти грамоты не сохранились в архиве Посольского приказа (они упоминаются только в позднейшей переписке), и мы не знаем, как были политически аргументированы просьба Густава-Адольфа и согласие Михаила Федоровича.
Но об этом можно составить представление по аналогичным переговорам в следующем, 1629 г. Прибывший в Москву шведский посол Мониер говорил перед царем, что, когда последний решится на открытое военное выступление, «цесаря римского злое умышленье бессильно и утешено будет, так же многим христианам, которые нужду терпят в немецкой и в датской земле и желают и ищут помощи, от того будет помощь и выручение». Но, так как полагают, что царь не выступит, пока не истечет срок его перемирия с польским королем, Густав-Адольф решился пока выступить один «со всею своею силой», ибо нужно же «тем бедным и утесненным людям в немецкой и в датской земле помощь учинить», и просит только московского царя, без всякого формального нарушения перемирного договора, «сему мирскому делу помощь подать и способство учинить деньгами или несколькими тысячами бочек ржи и иными продовольственными запасами»[254]. Перед нами ясно выраженная идея «скрытой войны» с помощью субсидий. Очень важно, что предоставление субсидий деньгами или хлебом расценивается как равнозначное. Если вы разрешите закупить 50 тыс. четвертей хлеба, продолжал посол, вы тем самым не только окажете «в нужное время» помощь упомянутым утесненным христианам в Германии, но также «иным королям и князьям и государям руку помощи подадите против папы и цесаря римского и всего дома Австрийского стояти и их свирепое и кровавое умышленье мешати, — а они ищут не что иное, как чтоб им быть самодержцами и обладателями всей вселенной, и ныне, не дай того бог, а уж то очень приближается»[255]. Одновременно высказывается просьба, чтобы к вывозу хлеба из России ни в коем случае не допускались люди, которые «ищут и мыслят тем подкреплять римского цесаря и папежскую [католическую] силу»[256].
253
См. «выпись» из приказных дел, сделанную в 1653 г. — ЦГАДА, Дела шведские, 1653 г., стб. 4, лл. 17–18. О ходе датских хлебных закупок сохранился особый столбец в фонде «приказных дел старых лет» (1630 г., № 48), содержащий обильную документацию. Для изучения всей истории этих закупок обильный материал содержат Дела датские за 1627–1633 гг., а также две публикации Ю. Н. Щербачева: «Датский Архив. Материалы по истории Древней России, хранящиеся в Копенгагене» («Чтения в Обществе истории и древностей российских». М., 1897, кн. 3) и «Русские акты Копенгагенского государственного архива» («Русская историческая библиотека», т. XVI. СПб., 1897).
254
ЦГАДА, Дела шведские, 1629 г., стб. 2, лл. 189–191. Архивные материалы, касающиеся русско-шведских переговоров о закупке хлеба, опубликованы ныне в сб. документов «Русско-шведские экономические отношения в XVII веке». М.-Л., 1960.