Вся эта концепция была воспринята в Москве с пониманием и сочувствием. Чтоб «общим недругам была помешка и шкота», царь разрешил шведскому королю, несмотря на недород, беспошлинно закупить сверх того, что осталось недокупленным по разрешениям прежних лет, ржи 75 тыс. четвертей, проса в знак «дружбы и любви» не просимые 4 тыс., а 8 тыс. четвертей, кроме того, смолы 200 бочек и селитры «где сыщут» (т. е. не из казенных запасов). И государь бы ваш, гласил письменный ответ, врученный боярами шведскому послу, с нашим государем «за такую великую дружбу был в дружбе и в любви и в совете добром»[261].
В следующем, 1631 г. шведский посол, приехав в Москву, уже докладывал царю о победах Густав а-Адольфа над императором в Германии и развивал мысль, что, если б только шведский король «против цесаря ныне войною не стоял, и цесарь бы царского величества недругу польскому королю людьми и казною помощь чинил и польский бы король на Московское государство давно наступал». На этом основании шведский король снова просил оказать ему в немецкой войне помощь предоставлением дешевого хлеба. В Москве посла заверили, что царь желает шведскому королю полного «над цесарем одоленья», и снова разрешили закупить 50 тыс. четвертей хлеба без всякого дохода для царской казны, особо подчеркнув в ответе: «… а делает то все царское величество для государя вашего королевской дружбы и любви и для вспоможенья его ратных людей». В Архангельск был послан указ, «чтоб хлеб у Архангельского города шведского короля приказчикам дали переж всех королей приказчиков»[262].
В 1632 г. Густав-Адольф снова получил разрешение на закупку 50 тыс. четвертей хлеба для продолжения войны в Германии. После смерти Густава-Адольфа, весной 1633 г., гонец Стейман привез в Москву послание 12 виднейших шведских вельмож, в том числе Делагарди, Гюлленхельма, Габриеля Оксеншерны и других, заверявших, что война, начатая Густавом-Адольфом, будет продолжена. Вельможи напоминают царю «ту добрую дружбу и подвижность, что в. ц. в. произволил ведать про войну, что деется в немецкой земле, и произволил… закупить хлебные запасы… по дешевой цене как можно добыть и отпускать от Архангельокго города кораблями». Ныне, продолжают вельможи, мы «имеем причину больше прежнего» вести эту войну, возникшую по вине императора, польского короля и папства («папежан»), а царь московский со своей стороны должен быть заинтересован в том, «чтоб их попрать и потопить», и поэтому вельможи надеются, что он «будет тако ж в подвижности постоятелен [также постоянен в своей помощи]» и разрешит «тот прежепомянутый хлеб покупать»[263]. Разрешение снова закупить хлеб в 1633 г. было дано еще до этого демарша. Но уже в 1634 г., после выхода Московского государства из Смоленской войны (1632–1634 гг.) и резкого изменения его внешнеполитического курса[264], в новой субсидии шведам было отказано. Тщетно королева Христина в грамоте от 21 мая 1634 г. просила разрешить «для наших общих великих дел» вывезти хотя бы меньшее, чем в прежние годы, количество хлеба, «потому что нашему войску в немецкой земле против цесаря и их советников великая была помощь», и заверяла, что «наше королевино величество имеет войска своего не меньше, как наперед сего было в немецкой земле против цесаря римского и его советников папежских и иезуитов»[265]. Ответная грамота Михаила Федоровича содержала указание на невозможность отпустить хлеб из-за неурожая и дороговизны и обещание дать разрешение в будущие годы[266]. Однако на деле отпуск Швеции дешевого русского хлеба не возобновлялся вплоть до 1650 г.