Попробуем и мы проделать это вычисление, опираясь прежде всего на «памяти в доклад», или «выписи» из приказных дел, содержащие подробные сводки за ряд лет о размерах и условиях отпуска хлеба шведскому королю, которые несколько раз в разных вариантах составлялись для нужд дипломатических переговоров со шведскими послами[286]. Здесь указывается, сколько разрешено в каждом году закупить, сколько реально куплено «и за море отпущено» и сколько «недокуплено» из разрешенного числа, причем «недокупленное» переносится на следующий год дополнительно к новому разрешению. Указываются также имена шведских «приказчиков», производивших закупку в разные годы, цена, по которой хлеб им продан, цена, по которой в данном году продавался хлеб другим иностранцам. Впрочем, эти последние сведения имеются только за 1631–1633 гг. и отсутствуют за 1628–1630 гг. (в силу указанной перемены в организации закупок); сказано только суммарно, что в 1628–1630 гг. шведы покупали хлеб «дешевою ценою — алтын по осьми и по десяти и по четыре гривны, а и большою ценою купили по полтине четь»[287]; этому противопоставлена цена, по которой хлеб продавался прочим иноземцам в следующем, 1631 г. («по рублю, по четыре гривны, а иным, и по 1½ рубли»), откуда выведена разница: если б шведам продать в 1628–1630 гг. по той цене, по какой продано другим иноземцам в 1631 г., «на них бы за тот хлеб довелось взять на великого государя сверх той цены, по чему они тот хлеб покупали, прибыли по меньшей мере больше полутораста тысяч рублей опричь пошлин».
Нам остается только последовать этому не совсем точному приему исчисления номинальной субсидии («уступки») за первые три года. Но мы можем все же несколько дифференцировать цены за эти годы. Несомненно, что в 1628 г. покупная цена была наиболее низкой, ибо уже в 1629 г. шведские послы просили царя запретить населению брать за четверть хлеба дороже, чем в прошлом году «в торгу цена была», на что царь принужден был ответить отказом, ибо в его государстве «изначала хлебу уставной [принудительной] цены не повелося и быти невозможно»[288]; а в грамоте 1630 г. Густав-Адольф жалуется, что в прошлом, 1629 г. закупка хлеба прошла благополучно в Тотьме, Устюге и других местах, но в Архангельске по вине воеводы, допустившего конкурентов, цепа на хлеб оказалась взвинченной: четверть «была в шесть алтын, а после стала в четыре гривны», причем эта последняя цена с возмущением названа «великой ценой»[289]. Итак, мы скорее преувеличим, чем преуменьшим, действительные цены, если поставим в 1628 г. в среднем около 6 алтын, в 1629 г. — около 10 алтын, в 1630 г. — около 14 алтын за четверть. Что касается «уступленных» пошлин, то «выпись» 1634 г. дает их примерное и округленное исчисление для 1631–1633 гг. из 17 % (с продажной цены 187 222 рублей довелось бы взять «больше 30 тыс. рублей» пошлин), но по таблице Родеса[290] представляется более точной цифра 17,5 %: 12 % корабельной и проезжей пошлины в Архангельске, 5 % «большой пошлины» и 0,5 % холмогорской «грузовой».
Хлебные цены на амстердамской бирже установлены нами в основном по В. Ноде и В. Кордту. Но для осторожности мы в период максимума, осенью 1630 г., снизили цены на рожь с 462 до 400, на пшеницу — с 612 до 500 золотых гульденов за ласт, считая, что не вся масса хлеба могла быть продана по высшей цене. Недостающие цены за 1632 г. и 1633 г. ориентировочно намечены на основании косвенных данных и являются скорее преуменьшенными. Цены на просо условно сравнены с ценами на пшеницу. Стоимость фрахта от Архангельска до Голландии принята в 4 руб. за ласт, так как Родес указывает стоимость этого фрахта для частных грузов 5 руб. за ласт[291], но для шведского правительства, контрактовавшего у голландцев целые корабли, она должна была быть значительно ниже. Ласт приравнен нами всюду к 19 четвертям, ибо Бурх и Фелтдриль говорят, что в ласте «19 или 20 московских четвертей», но сами в практических расчетах цен в пяти случаях из шести принимают ласт равным 19 четвертям и лишь один раз для круглого счета, не имеющего коммерческого значения, принимают 100 тыс. четвертей за 5 тыс. ластов[292]. Наконец, амстердамские цены, выраженные в золотых гульденах, переводятся нами на рейхсталеры, а рейхсталеры на рубли и обратно в следующих пропорциях: 1 рубль равен 2 рейхсталерам, или 5 серебряным гульденам (флоринам), или 3,5 золотым гульденам. Эти пропорции (разумеется, счетных единиц, а не реальных монет, весовые соотношения которых колебались вокруг этого номинального стержня) вытекают из всех показаний современников[293] и могут быть очень точно проверены путем перевода на французские денежные единицы по превосходному коммерческому словарю XVII–XVIII вв. Савари[294].
286
Там же, стб. 7, лл. 189–195; 1634 г., стб. 2, лл. 288–316; 1653 г., стб. 4, лл. 16–28; 1653 г., стб. 4, лл. 16–28.
292
Отчет А. Бурха и И. фан Фелтдриля…, с. 64–65, 126, 130, 133, 159. В комментарии к «Сочинению Кильбургера о русской торговле» (изд. 1915 г. Киев, с. 380) Б. Г. Курц ошибочно утверждает, будто Бурх и Фелтдриль практически всюду принимают ласт равным 20 четвертям. В 1711 г., по Юлю, ласт ржи равнялся 16 четвертям («Чтения в Обществе истории и древностей российских», кн. 3, 1899, с. 316). В 1784 г., по коммерческому справочнику (
294