Итоги наших подсчетов представлены в таблице 1. Разумеется, при всем нашем стремлении к точности эта таблица может иметь лишь грубо ориентировочное значение, но все же она дает представление, о каких цифрах может идти речь. Полученные итоги требуют поправок в сторону как уменьшения, так и увеличения. Прежде всего, надо учесть утверждение Кронхольма, что русский хлеб шел в Голландии по пониженной цене, так что доход уменьшался до 16 талеров на ласт против предположений, — утверждение, правда, несколько противоречащее его же словам, что агенты Густава-Адольфа свободно делали займы в Штральзунде и Любеке под одни лишь извещения об отправленном русском хлебе[295]. Однако если принять соответствующую поправку к нашим расчетам, то противовесом ей послужит другая поправка: мы ведь не учли барыша шведской казны от селитры и смолы, полученных по русской казенной себестоимости, не учли, что в сумму закупок 1628 и 1629 гг. входила не только рожь, но в значительной мере и другие продукты — льняное семя, гречневая крупа, жито, пшено[296], перепродажа которых давала несравнимо более высокую норму прибыли, чем ржи; наконец, не учли просачивания этих более выгодных продуктов и в следующие годы под общей рубрикой «рожь». Далее, для того чтобы определить реальный доход шведской казны, надо было бы вычесть из наших итогов ту весьма солидную долю, которая застревала в руках факторов, приказчиков и служащих. Но и этой поправке, в свою очередь, имеется не менее солидный противовес: как мы могли заметить уже из письма эльбингского бургграфа Хоппе, шведская казна наживалась не только на разнице цен на хлеб, но и на том, что платила в России, хотя бы частично, медной монетой, а получала в Голландии серебряной. В Швеции же 1 риксдалер серебром равнялся примерно 27 г риксдалерам медью[297] — вся колоссальная разница шла в пользу казны. Позже Швеция оплачивала русский хлеб частично серебряными ефимками, но в большой мере казенными товарами — плиточной медью, латами, рейтарскими шишаками, которые она ставила по монопольной цене[298] при крайне низкой себестоимости, т. е. значительно увеличивала свою прибыль.
* Именно эту цифру мы и находим в одном документе в дополнении к стб. 2 за 1634 г., л. 34: «всего на государя их Густава-Адольфа, короля, и дочь его Христину, королеву, куплено хлебных запасов с 136 [1625] по 142 [1631] г. 327 тыс. чети».
** Эта цифра является суммой «недокупленных» за 1628 и 1629 гг. 47 722,5 четвертей («и тот они хлеб во 141 [1630] г. скупили все сполна») и 71 530,25 четверти, купленных «в число новой дачи», т. е. в число разрешенных к закупке в 1630 г. 83 000 четвертей. Недокупленные 11 469,75 четверти были докуплены в следующем, 1631 г.
*** Эта цифра несколько отличается от итога, который дает докладная записка 1634 г., а именно 337 807 четвертей, ибо в него засчитаны 3500 четвертей, проданных в 1630 г. лично шведскому послу Мониеру, и еще какие-то несколько сот четвертей. От итога разрешений, данных за шесть лет, итог фактической закупки отличается главным образом из-за того, что в 1629 г. шведы добились права дополнительно закупить 6 тыс. четвертей под предлогом «недомера» в прошлом году, но приказные документы явно не доверяют этому предлогу и не скидывают этих 6 тыс. четвертей с суммы закупки 1628 г.
295
296
См., например, отписку вологодского дьяка Внукова о ходе шведских закупок в 4629 г. (ЦГАДА, Дела шведские, 1629 г., стб. 2, лл. 524–525).