**** Разность между этой суммой и той суммой, за которую хлеб действительно был продан, составляет, таким образом, 244 093 рубля. Этот результат весьма близко подходит к итогам подсчетов приказных подьячих: за 1628–1630 гг., говорят они, если б брать с приказчиков шведского короля по той же цене, по которой хлеб покупался другими иностранцами, «довелось бы взять» с них сверх уплаченной ими суммы «больше полутораста тысяч рублей опрочь пошлин» (1634 г., стб. 2, л. 305), а за 1631–1633 гг. эта разность, тоже без пошлин, ими исчислена (л. 315) в 81 627 рублей 26 алтын 2½ деньги (у нас 74 952 рубля 22 алтына 4 деньги). — что в сумме (150 тыс. + 81 тыс.) составляет свыше 230 тыс. рублей.
Таким образом, мы можем условно допустить, что все поправки в той или иной мере взаимно нейтрализуют друг друга и что поэтому итоги нашей таблицы все же сохраняют ориентирующее значение. В пользу такого допущения есть еще одно веское доказательство — наши итоги довольно близко совпадают с расчетом, сделанным самим шведским правительством в 1634 г. Найденная Форстеном инструкция, данная 6 марта 1634 г. отправляемым в Россию послам Шейдингу, Флемингу и Гюлленшерне, предписывает им просить у царя ежегодно помощь Швеции в размере 150 тыс. рублей (300 тыс. ефимков) для германской войны, косвенно важной для Москвы, но разрешает им вместо денежной помощи испросить подтверждение права закупать по-прежнему хлеб[299]. Желание шведов перевести русские субсидии в денежную форму вполне понятно: хлебные цены на Западе падали. Но тем более важно, что Даже в в тот момент размер годовой помощи русским хлебом оценивался Шведами в 300 тыс. риксдалеров, т. е. вдвое выше нашего итога для 1633 г., хотя, естественно, и ниже нашего среднего годового итога для всего шестилетия — 400 тыс. рейхсталеров в год.
Средние годовые итоги наших подсчетов достаточно красноречивы: Московское государство вело скрытую войну с Империей, предоставляя Швеции в среднем около 100 тыс. рейхсталеров номинальной субсидии и около 400 тыс. рейхсталеров фактической субсидии в год, т. е. не менее, чем реально давала ей Франция в период своего скрытого участия в Тридцатилетней войне. Но еще красноречивее не средние цифры, а распределение этой помощи по годам. Половина всей величины шестилетней помощи практически сконцентрировалась на одном 1630 г.: около 1 млн. 200 тыс. рейхсталеров реальной дотации получила шведская казна в этом году, когда не было еще шведско-французского военного договора (1631 г.) и французских субсидий. Становится сразу понятным, почему именно в 1630 г. Густав-Адольф решился начать войну с германским императором и почему опьяненный надеждами Оксеншерна полагал к началу 1631 г., что, если так пойдет дальше, Швецию ждут самые радужные перспективы. Понятно также, что сокращение реального размера русских субсидий в следующие годы должно было оказывать определенное влияние на шведскую политику, а их полное прекращение в 1634 г. явилось для нее серьезным ударом.
Спросим себя в заключение, легко ли давались Московскому государству эти субсидии? Ввиду отсутствия точных данных о русском государственном бюджете тех лет невозможно сопоставить размер номинальных субсидий с общей суммой государственных расходов[300]. Бесспорно лишь, что для русской экономики, совсем не приспособленной тогда для роли житницы Европы, усиленная закупка хлеба оказалась тяжким бременем: хлебные цены на внутреннем рынке быстро взвинтились за шесть лет, себестоимость в Архангельске составляла, как мы видели, не более 35–36 денег в 1628 г., а в 1631 г. уже 152 деньги и не менее 100 денег в 1632–1633 гг. за четверть. Таким образом, субсидии Швеции легли в сущности на плечи посадского, т. е. городского, населения Московского государства, ибо именно оно было покупателем хлеба на внутреннем рынке и оно расплачивалось своими достатками за вздорожание хлеба. Если бы закупка хлеба для отправки «за море» не была сокращена в 1632 г., волна посадских беспорядков и восстаний, несомненно, прокатилась бы в Московском государстве уже в 30-х годах XVII в. Вот первая зарница. 18 июня 1630 г. «приказчики» шведского короля Демулин и Ульянов жалуются царю на архангельцев: «Приплавлен у нас сверху в судах покупной королевский хлебный запас июня в 7 и те Дементьевы люди (Дементий Погожев — архангельский воевода. — Б. П.), приходя своим насильством со многими людьми на королевские суды и учали работных людей побивать и тех людей с судов разгоняли и, поймав и перевязав, били и безвечили на смерть и к разрядной избе силою насильно их приводили неведомо почему, и деньги с тех наших работных людей грабежом сорвали, и нас они хотят убить и говорят… у нас-де есть заводных людей ста с полтора и больше и побить-де вас иноземцев мочно»[301]. Здесь в миниатюре уже налицо то, что в большом масштабе наступит 20 лет спустя. Московское государство снова разрешит Швеции в 1650 г. вывоз русского хлеба, на этот раз через Балтийское море, и на иноземцев, а вместе с тем и на царскую администрацию обрушатся уже большие восстания в Новгороде и Пскове.
300
Если предположительно принять размер русского государственного бюджета Для 30-х годов XVII В. около 1 млн. рублей (ср.