По последующей переписке можно установить, что, предвосхищая запаздывающего Мониера, Руссель сам изложил план найма войск для вторжения с запада в Польшу и сосредоточения их в «Силезской земле», причем предлагал свои услуги для руководства этим наймом[389], С этого момента началась борьба Русселя против вербовки иноземных полков в Германии, которую проводил Лесли; учитывая, по-видимому, ограниченность и русской казны, и немецкого рынка найма (а может быть, также собственную выгоду), он всячески доказывал в последующих письмах царю, что «сбор» полковника Лесли «не сгодится и помешку учинит думе [замыслу] вашего величества», что иноземные полки на русской службе могут изменить и перейти к воеводе Гонсевскому, что «тех немцев, которых нанимают», надо послать на Польшу не с московской стороны, а с силезской[390]. Наряду с этим Руссель обсуждал с И. Б. Черкасским все вопросы предстоящей войны с Польшей, а также вопрос о русско-шведском союзе. Полученную информацию, представлявшую огромную ценность для Густава-Адольфа, Руссель позже, в июле, переслал последнему через Оксеншерну[391]. Но никакого официального письменного ответа Руссель с собой не повез, поскольку не привез письма Густава-Адольфа. Одаренный богатыми царскими подарками, окруженный заботой и вниманием, Руссель выехал из Москвы обратно в Ригу 13 мая[392], за два дня до приезда в Москву Мониера, переговоры которого он, таким образом, подготовил и который получил уже официальный царский ответ на план Густава-Адольфа.
Каков же был этот ответ? По словам Вейле, предложение Густава-Адольфа «возбудило большое удовольствие у царя»[393]. Действительно, оно было охотно и целиком принято, лишь с незначительными поправками. Так, в Москве не захотели включить конницу в нанимаемое войско, предпочитая лучше нанять лишних 5 тыс. пехоты, а конницу направить свою собственную к условленному месту встречи. Ответ по поводу просьбы Густава-Адольфа не заключать сепаратного мира с Польско-Литовским государством содержал не только согласие, но и намек на то, что, может быть, в результате войны вообще не придется с нынешним королем заключать ни мира, ни перемирия, т. е. что польская корона может достаться самому Густаву-Адольфу. Наконец, была выражена просьба уточнить место, откуда Густав-Адольф думает напасть на Речь Посполитую (через Лифляндию или через Германию), и стоимость всего предприятия[394]. Мониер выехал из Москвы 7 июня 1631 г., но Густав-Адольф только в августе узнал об успехе его миссии и получил тайное послание Михаила Федоровича. В этом послании между прочим подтверждалось обязательство начать в нынешнем, 1631 г. войну против Польско-Литовского государства, но срок выступления передвигался с весны на «лето»[395].
Густав-Адольф был, видимо, обеспокоен медлительностью Мониера, судя по тому, что уже в марте 1631 г. он направил не только упомянутого выше гонца к Русселю, торопя последнего ехать в Москву, но и формально назначил (3 марта) с тем же поручением, какое имел Мониер, нового посла в Москву Иоганна Мёллера, «на смену Антону Мониеру», которому ездить слишком «протяжливо», тогда как Мёллер взялся пересылать письма за четыре недели; при этом Мёллер должен был остаться на постоянное жительство в Москве для ведения всех «явных и тайных дел»[396]. Следует учесть, что Мёллер лишь незадолго до того, в феврале 1631 г., приехал в Померанию к Густаву-Адольфу из Москвы и был первым, кто привез ему радостные известия, хотя еще неофициальные, о военных приготовлениях Московского государства. Прибыв вторично в Москву в начале июня 1631 г. (за несколько дней до отъезда Мониера), Мёллер рассказывал, что он «недели три каждый день в комнату его в-ва (Густава-Адольфа) ходил и его в-во о сем [Московском] царстве и о своей тайности [тайне] с особенным радением наказывал»; «а ведает у короля те тайные дела, о которых он послан к царскому в-ву, один королевский канцлер Оксеншерна, а оприч того канцлера про тайные дела никто не ведает»[397]. Все это производит впечатление правды, с той, впрочем, оговоркой, которая выше была сделана о роли Оксеншерны.
390
Там же, стб. 10, лл. 5, 29, 48. Позже Руссель предлагал свое посредничество между Московским государством и князем Христианом Анхальтским, который выразил согласие за хорошее вознаграждение стать во главе нанятых Москвою иностранных войск (Там же, 1632 г., стб. 8). Но в это время Смоленская война была уже в разгаре.
391
Это донесение выслано им из Риги 17 июня и получено Густавом-Адольфом с письмом Оксеншерны (от 12 июля) не раньше конца июля 1631 г. (
392
26 мая Руссель отплыл на судах из Пскова, прихватив с собой иноходца из царской конюшни и возок, крытый лазоревым сукном, вовсе ему не подаренные, а данные лишь на проезд от Москвы до рубежа (ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 5, лл. 187 и сл.).