Выбрать главу

Вместе со всеми этими поручениями Мёллер передал грамоту Густава-Адольфа (писанную «в великих полках» шведского короля «в цесарской земле», т. е. в Германии, 30 августа 1631 г.), с которой он направляет временно на службу царю своего человека Гилиуса Конера и заодно предлагает всяческие услуги, какие могут понадобиться царю[439]. Густав-Адольф, таким образом, стремится закрепить связи с Московским государством, добавить еще одно связующее звено ко многим имеющимся.

Вот чем была занята мысль шведского короля, вот какие заботы его волновали накануне решающего шага в развитии его германского похода, накануне и непосредственно после величайшей битвы, выигранной им в этой войне и распахнувшей перед ним ворота в остальную Германию.

Забегая вперед, приведем тут же и ответ Москвы на эти послания Густава-Адольфа, хотя хронологически имел место разрыв. Почему-то (ниже мы увидим, что, быть может, сознательными стараниями Акселя Оксеншерны и шведского государственного аппарата) послания эти сильно задержались в пути: только в конце ноября шведский гонец, везший и письма Антона Мониера из Стокгольма к царю и патриарху и инструкцию от Густава-Адольфа из Германии шведскому резиденту в Москве Иоганну Мёллеру, появился на русском рубеже; только 7 декабря он прибыл в Москву. Ответ русского правительства шведскому королю рассматривался как дело чрезвычайной государственной важности, как решение вопроса о войне, о полном союзе со Швецией. Это видно из сообщения Мёллера канцлеру и королю от 21 января 1632 г., что царь держал шестинедельный совет со своими боярами и представителями духовенства по поводу предложения Густава-Адольфа вербовать армию в Германии. В конце концов предложение было высоко оценено, и решено было набирать эту армию. Особенно затруднительной была, по-видимому, финансовая сторона дела. Мёллер тут же сообщает, что на связанные с этим планом расходы царь старается получить у голландских и английских купцов 800 тыс. рублей (1 млн, 600 тыс. рейхсталеров, или ефимков); он выражает в связи с этим надежду, что эти денежные затруднения русского правительства облегчат соглашение о закупке Швецией русского хлеба[440].

Только 16 января 1632 г. царь и патриарх приняли Мёллера, слушали официально «грамоты Антона Мониера и речи Ягана Мёллера» и указали написать грамоту Густаву-Адольфу, ответное письмо Мониеру, а ответ Мёллеру поручили дать кн. И. Б. Черкасскому. Царская грамота на имя Густава-Адольфа была подписана 19 января 1632 г.[441]

В ответе кн. Черкасского Мёллеру между прочим отмечается противоречие между цифрой 80 тыс. рублей в месяц, указанной Мониером, и 100 тыс., названной Мёллером. Но из ответной царской грамоты на имя Густава-Адольфа с несомненностью следует, что московское правительство уже решило согласиться даже и на высшую из этих цифр, как ни было это тяжело для русской казны: в год это составило бы 1 млн. 200 тыс. рублей, или 2 млн. 400 тыс. ефимков (рейхсталеров); впрочем, как мы видели, предполагалось, что дело может быть закончено в несколько месяцев. Московское правительство в это время уже имело опыт найма немецких ландскнехтов, знало обычные европейские, нормы оплаты наемников и поэтому без труда могло подсчитать, что запрошенная Густавом-Адольфом сумма превосходит потребные расходы, однако не очень сильно[442]. Поэтому в ответе Москвы шведскому королю выражено согласие уплатить данную сумму и в то же время желание уточнить, на что она предназначена, чтобы, по-видимому, предотвратить по крайней мере возможность новых повышений в будущем.

вернуться

439

Там же, лл. 233–234.

вернуться

440

Norrman D. Op. cit., s. 85–86. Сохранилось лишь позднейшее косвенное свидетельство (напоминание английского посла в России Карлейля в 1667 г.), что русское правительство действительно обратилось тогда к Англии с просьбой о займе и получило 40 тыс. рейхсталеров (Иловайский Д. И. История России, т. II, ч. 2. М., 1899, с. 323). Но в основном, как явствует из сообщения Мёллера, имелись в виду займы не у иностранных правительств, а у иностранных купцов, торговавших с Россией.

вернуться

441

Она же дословно включена в ответ кн. Черкасского Мёллеру. Что касается царского письма А. Мониеру, то оно ограничивается сообщением, что ответ по существу вопроса послан непосредственно Густаву-Адольфу (ЦГАДА, Дела шведские, 1632 г., стб. 2, лл. 25–27).

вернуться

442

Норрман дает такой расчет: Густав-Адольф платил в Германии в 1630–1632 гг. каждому пехотинцу около 3 рейхсталеров в месяц, кавалеристу — около 5 рейхсталеров. Соответственно, включая расходы на провиант и фураж, нанятая армия должна была стоить в месяц около 73 тыс. рейхсталеров (пехотный полк — 8525 рейхсталеров, кавалерийский полк в тысячу лошадей — 9496 рейхсталеров, артиллерия в соответствии с нормой силы огня в шведской армии — не менее 10 тыс. рейхсталеров в месяц). За полгода это составило бы 438 тыс., за год — 873 тыс. рейхсталеров. Следовательно, получая от России по 200 тыс. рейхсталеров в месяц, Густав-Адольф зарабатывал бы по 127 тыс. в месяц, т. е. 762 тыс. рейхсталеров в полгода, 1524 тыс. рейхсталеров в год. Для сравнения указывается, что прусские пошлины, которые Аксель Оксеншерна называл золотыми россыпями, давали для немецкой войны лишь 13400 рейхсталеров в месяц (Norrman D. Op. cit., s. 145–148). Однако расчет Норрмана представляется сильно преуменьшенным в отношении стоимости содержания армии: так, например, он почему-то недоучитывает высокой оплаты, полагавшейся командному составу.