Материальной связью между Московским государством и Швецией (вернее, шведской армией в Германии) в это время служили, с одной стороны, отправки из Архангельска многочисленных судов с зерном и крупой, представлявшими, как мы знаем, своего рода субсидии для ведения «немецкой войны», а также с селитрой и смолой — стратегическим сырьем[476], а, с другой стороны, начавшийся приток через Нарву нанятых в Германии и других странах солдат вместе с командирами и различными специалистами, а также разнообразного закупленного оружия[477].
Наем и закупки производились, как мы помним, под руководством стольника Федора Племянникова, подьячего Аристова и полковника Александра Лесли; Племянников умер в Штеттине в июле 1631 г., Аристов приехал в Москву 3 ноября 1631 г.[478], наконец, Александр Лесли-сын вернулся в Россию в январе 1632 г., несомненно, поделившись с правительственными кругами богатой устной информации о положении шведской армии.
Верность Московского государства союзническому долгу в отношении Швеции подверглась за это время ряду испытаний и выдержала их. Таким испытанием было, например, появление в Москве в июле 1631 г. посольства от датского короля Христиана IV с предложением заключить союз. Несмотря на предшествовавшие дружественные отношения России и Дании[479], долгие переговоры сначала и Москве, а затем в 1632 г. в Копенгагене окончились безрезультатно и даже разрывом, поскольку датская дипломатия преследовала цель ослабления шведско-русского союза, а русская дипломатия соглашалась на заключение союза с Данией только при категорическом условии включения в этот союз и Швеции[480]. Жак Руссель еще во время пребывания датского посольства в Москве прислал информацию о напряженности датско-шведских отношений[481]. В сентябре 1631 г. Посольский приказ осведомил Иоганна Мёллера о переговорах с датским посольством и просил срочно запросить Густава-Адольфа, «надобно ль ему то», чтобы его включили в «вечное докончание» с датским королем и, поскольку переговоры будут продолжены в Копенгагене, чтобы он направил туда своего «верного человека» для совместных с русским посольством действий[482]. Мёллер в ответной речи расценил русскую политику в отношении Дании как «великую-славу» своему государю[483]. Он тотчас написал Густаву-Адольфу[484], который в ноябре ответил просьбой довести до сведения царя нежелательность и опасность союза с Данией. Русское посольство, проезжая через Швецию, имело беседу с членами шведского Государственного совета, а в Копенгагене держало связь со шведским послом Фигреусом, как и советовал Мёллер в своей ответной речи[485].
Другое испытание возникло в связи со шведско-татарскими переговорами. В конце 1630 г. в Москву прибыл шведский посол Беньямин Барон, направлявшийся в Крымское ханство, куда он (из-за болезни) выехал лишь в июле 1631 г. Находясь в Москве (в качестве весьма доверенного лица Густава-Адольфа), он вел тайные переговоры в Посольском приказе; из одного его позднейшего письма явствует, что он выяснял, поддержит ли русское правительство, путем активного дипломатического давления (особого посольства) на Речь Посполитую, кандидатуру Густава-Адольфа на польский престол в случае смерти Сигизмунда III[486].
Задача его миссии в Крыму состояла, во-первых, в получении аналогичного обещания крымского хана о давлении на польские выборы в пользу Густава-Адольфа, во-вторых, в побуждении хана ценой крупной субсидии к военному выступлению или против Речи Посполитой или против императора (через Трансильванию, согласие которой Густав-Адольф брался обеспечить)[487]. Успешно выполнив миссию, с письмом хана Джанбек-Гирея к Густаву-Адольфу и вместе с крымским посольством к шведскому королю Беньямин Барон в январе — феврале 1632 г. проследовал обратно через Москву, и тут-то и возник конфликт: его уже собирались богато пожаловать соболями и с честью проводить, но он наотрез отказался что-либо сообщить в Посольском приказе о своих переговорах в Крыму[488]. Тревога русского правительства вполне понятна, ибо оно само рассчитывало на содействие 50-тысячного татарского (ногайского) войска в войне с Речью Посполитой и в то же время было встревожено новыми татарскими набегами, ставившими под сомнение надежность этой перспективы[489].
476
Даже шведский Государственный совет, весьма неточно представлявший себе действительный объем этих субсидий в денежном выражении, включал в смету доходов на 1631 г.: от меднорудной монополии — 430 тыс. рейхсталеров, от прусских и лифляндских пошлин (на вывоз хлеба) — 40 тыс. рейхсталеров, от государственной торговли (русским) хлебом — 255 тыс. рейхсталеров, иностранных субсидий сверх того необходимо — 1 млн. рейхсталеров (Wittrock G. Svenska handelskompaniet och kopparhandeln unden GHstaf II Adolf. Uppsala — Stockholm, 1919, s. 139).
477
См. ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 3, 4, 11 и др. Вся Картина прибытия в Россию нанятых иноземных полков ж оружия, их Транспортировки, размещения и, наконец, военного использования освещена с максимальной полнотой в цит. книге Е. Сташевского «Смоленская война 1632–1634 гг. Организация ж состояние московской армии» (Киев, 1919). В исторической литературе часто смешивают (см., например,
478
Он привез различные заключенные договоры (ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 4, лл. 162–171); статейный список посольства см.: там же, л. 172–193.
479
Христиан IV, хотя и отказал Александру Лесли-сыну в праве нанимать в Дании солдат на русскую службу, зато разрешил ему беспошлинно и свободно провозить через Зунд нанятые войска и закупленное военное снаряжение.
480
См. Дневник и донесение датского посла Мальте Юля, опубликованные Е. Н. Щепкиным. — «Летопись историко-филологического общества при Новороссийском университете», т. XII. Одесса, 1905;
481
«Датский король думы свои соединяет с Сигизмундом и Фердинандом и в обмен себя дает дому Австрийскому под той надеждой, что выдаст Фердинанд дочь свою за его сына старшего, и он (Христиан IV) для того дела государя моего [Густава-Адольфа] заставляет на датском рубеже войска держать и тем у него в немецкой земле сил убывает, не помня того, как Фердинанд часто его побивал и подданные его без малого не выгнали его, а государь мой король тогда корону его соблюл [сохранил] ему, хотя Фердинанд поучал государя моего короля, чтобы он остальное у него отнял и разорил бы его, и то дело возможно было гораздо [вполне], только захотеть стоило» (ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 9, л. 14).
482
ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 8, лл. 126–128. 16 сентября от Михаила Федоровича направлена грамота Густаву-Адольфу аналогичного содержания с изложением датско-русских переговоров (Там же, лл. 132–438). 13 сентября информация о том же была послана Русселю (Там же, стб. 10, лл. 16–17).
485
486
ЦГАДА, Дела шведские, 1630–1631 гг., стб. 5. Б. Барон с посольством в 15 человек прибыл в Новгород еще в конце мая 1630 г. (вместе с Иоганном Мёллером, направлявшимся в Архангельск), но из-за карантина и каких-то других помех он попал в Москву только в конце декабря. Он привез грамоту Густава-Адольфа с благодарностью за разрешение закупки хлеба для поддержки немецкой войны Швеции: «и из того наше к. в. разумеет и видит вашего ц. в. доброе приятельство [симпатию] к понуженным [угнетенным] и потесненным [притесняемым] христианам в цесарской земле [Германии], которым ныне наше к. в. вспомогает»; Густав-Адольф «за такую вашего ц. в. соседственную дружбу готов и подвижен и радетелен отработать [отплатить] за ту дружбу тем, что вашему ц. в. годно будет» (Там же, лл. 141–144). Б. Барон устно в глубочайшей тайне изложил на приеме у боярина М. Б. Шеина и дьяка Ф. Ф. Лихачева поручение Густава-Адольфа, «а что с ними он о государевых тайных делах говорил, — написано в столбце, — и тому записка особая, и та записка у думного дьяка Ф. Лихачева в ящике» (Там же, л. 150). Точно так же и «о тайных делах ответ, каков дан послу Беньямину, отклеен [от столбца] и отдан дьякам в ящик» (Там же, л. 162). Б. Барон отправил этот ответ в Швецию с гонцом. Но до того, заболев, Б. Барон написал 2 февраля 1631 г. записку в Посольский приказ, которая уцелела и проливает свет на содержание переговоров (Там же, л. 171).
487
Это видно из ответного письма Джанбек-Гирея к Густаву-Адольфу от 2 декабря 1631 г. (Acta literaria Svecia, 1723, v. III, p. 445–446). Cм.
489