В таком контексте и миссия л'Адмираля и де Грева к запорожским казакам выступает как одно из звеньев польской политики Густава-Адольфа. Содействие русского правительства этой миссии было проявлением его лояльности по отношению к шведскому королю. Руссель весьма многозначительно характеризует важность установления прямой связи Густава-Адольфа, с запорожцами и уверяет, что Россия и Швеция вместе крепче их обяжут, чем могла бы одна Россия: «два пояса вместе крепче одного вяжут»; казаками легче будет управлять после того, «как они обещаются (дадут обещание) обоим маестатам [величествам]»[509]. Инструкция Русселя л'Адмиралю и де Греву и текст письма от имени Густав а-Адольф а к казакам пропагандируют шведского короля как защитника «греческой веры» и казацких вольностей от польских притеснений; секретные статьи ставят вопросы о поддержке казаками «избранья его маестата [Густава-Адольфа] на польское королевство и об их «поспешеньи в цесарскую землю [Германию] для его маестата» за хорошее жалованье[510]. Легко понять, что русскому правительству, давно уже ведшему тайные переговоры с казаками и знавшему о письмах, направленных казакам патриархами иерусалимским и константинопольским, «чтоб монарху московскому поклонилися», нелегко было передать инициативу шведскому королю. Тем не менее оно снабдило еще и от себя л'Адмираля и де Грева грамотой к казакам и приложило много стараний для обеспечения успеха их миссии и для предупреждения возможных осложнений в связи с происшедшим только что переизбранием гетмана, сменой курса руководящих кругов православной церкви на Украине, уступками польского правительства казацкой старшине. Не вина русского правительства, что бравые французы, покинув в Киеве приставленного к ним надежного провожатого Григория Гладкого (тайное связное лицо между Москвой и промосковскими деятелями Украины), имевшего инструкции («от тех бы казаков, которые королю [польскому] служат, однолично [обязательно] их послов уберечь, чтоб над ними какого дурна не учинили», — к этим казакам не ездить), отправились с одним лишь переводчиком прямо в Канев к новому гетману войска Запорожского Кулаге и были им выданы польскому правительству[511].
Так или иначе, посольство л'Адмираля и де Грева в Москву было ясным олицетворением единства шведской и русской политики в отношении Речи Посполитой[512]. Ровно через месяц, 22 июля 1631 г., Руссель отправил уже нового посланца в Москву — «верного секретаря» Христиана Вассермана[513]. Последний только что вернулся из Речи Посполитой, где вел переговоры с магнатами. Он должен был подробно доложить в Москве о позиции Льва Сапеги, Радзивилла, Гонсевского, об их взаимоотношениях и борьбе в связи с приближающейся смертью Сигизмунда III. Из инструкции, данной Русселем Вассерману, и из записи беседы Вассермана с кн. Черкасским опять-таки ясно, что направление деятельности Русселя в польско-литовских делах было в известной мере уже наперед согласовано в Москве: люди Русселя, докладывал, например, Вассерман, живут один у Сапеги, другой у Гонсевского для того дела, о котором Руссель втайне говорил с кн. И. Б. Черкасским[514]. Наряду с обильной информацией о политических событиях в Речи Посполитой, приготовлениях к войне с Московским государством, состоянии военных сил и политических настроениях, Вассерман должен был передать снова аргументы (со ссылкой на Густава-Адольфа) в пользу того, чтобы московские государи постарались «закупить себе казаков запорожских и наводить [побуждать] их вооружаться» против польского короля, ибо в таком случае «вся сила нашего недруга ляжет на тот полк», т. е. будет отвлечена на борьбу с казаками (как действительно и было в 1648–1653 гг.).
510
Там же, лл. 20–32. Посланцы Русселя в Москве должны были бить челом царю и патриарху, чтобы они «как-нибудь киевского архимандрита Петра Могилу к себе закупили для помощи государя моего избрания королевского [на королевский польский престол]» (Там же, л. 14).
511
ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 9, лл. 35 и сл. Совершенно ошибочно распространенное среди шведских историков мнение, будто вся затея с миссией л'Адмираля и де Грева к запорожским казакам была неосновательной и свидетельствует о легкомыслии Русселя. Напротив, почва подготавливалась долго и основательно, но ситуация изменилась к худшему совсем незадолго, о чем Руссель не мог знать и о чем даже в Москве не отдавали еще себе полного отчета. Однако даже и при этой неблагоприятной ситуации на казацкой «раде» разыгралась острая борьба, когда были зачитаны «листы» шведского короля и московского царя: по показанию одного очевидца, «мелкие-де люди черкасы [запорожцы] говорили все, что им служить тебе, государю, а и здесь-де им, черкасам, и христианской вере от поляков утеснение; а лучшие люди черкасы, которые пристали к полякам, их уговорили, и те листы и немцев послали к гетману Конецпольскому» (Акты Московского государства, т. I. СПб., 1870, № 328). Движение широких масс запорожских казаков в 1629–1630 гг., поддержанное и остальным украинским крестьянством, за присоединение к России было прологом национально-освободительной войны 1648–1654 гг., и желание связаться с этой нараставшей общественно-исторической силой свидетельствует лишь о прозорливости и реализме таких политиков, как Жак Руссель или константинопольский патриарх Кирилл Лукарис (об общеевропейском значении национально-освободительной борьбы украинского народа см.:
512
Кроме перечисленных вопросов, Руссель передал с теми же посланцами: 1) сведения о посылке своего человека («инженера») в Полоцк и Смоленск под предлогом розыска шведских пленных (ЦГАДА, Дела шведские, 1631 г., стб. 9, л. 13); 2) сведения о внешней политике Дании (см. выше); 3) сообщение о том, что по приказу и желанию кн. И. Б. Черкасского он нанял чертежников, спешно изготовляющих «большой землемерный лист [карту] вашего царства и всех окрестных соседей», включая особенно хорошо промеренное Польское королевство, каковая карта может быть готова через четыре месяца (Там же, л. 17); 4) просьбу прислать разных диковинных животных для подарков тем знатным полякам, которых нельзя просто подкупить деньгами из шведской казны (Там же, л. 19); 5) разоблачения о принимаемых иезуитами мерах для освобождения Шарля Талейрана из русского плена и просьбу прислать бумаги, отнятые у негр Талейраном (Там же, лл. 18–19); 6) предложение прислать двух переводчиков с латинского (Там же, лл. 17–18).
Тот же столбец содержит обильную информацию о политических событиях в Речи Посполитой и ее военных приготовлениях, доставленную преимущественно Григорием Гладким по возвращении в Москву в октябре 1631 г. Что касается перечисленных пунктов, то кн. Черкасский отвечал в письме к Русселю от 113 сентября, что пропуск л'Адмиралю и де Греву к запорожцам дан, пункт 4-й выполнен быть не может, пункт 5-й выполнен, пункт 6-й признан желательным (Там же, стб. 10, лл. 13–14).
513
Христиан Вассерман был гофъюнкером Густава-Адольфа (