Итак, русская армия выступила из Москвы 3 августа 1632 г. Передним полком командовал Александр Лесли-сын. Началась Смоленская война. Несомненно, что именно получение ответа Густава-Адольфа послужило последним сигналом, которого только и ждали, без которого по крайней мере не начались бы активные военные действия, даже если бы армия и подошла к границе Речи Посполитой; как известно, русская армия, напротив, уже в сентябре — октябре развернула стремительное и в высшей степени успешное наступление[548]. Таким образом, выступление было в известной мере выполнением союзнического долга перед Швецией. Вся армия была воодушевлена этим союзом. «Передают, — доносил Шютте Густаву-Адольфу 18 сентября, — что, по словам солдат, их царь после бога больше всего надеется на ваше к. в-во»[549].
Мавиуса не отпускали из Москвы, пока не прибыла подлинная грамота Густава-Адольфа. На другой день по ее получении он был отпущен. Он вез Русселю известие о начале войны и проект договора. Поистине, эти дни были кульминационной точкой жизни и деятельности Русселя[550]. В письме И. Б. Черкасского Русселю передавались благодарность царя и патриарха за его «промысел», их просьба так же стараться и присылать известия и впредь и обещание, что они «<и вперед учнут тебя жаловать своим государским жалованьем за твою службу». Но главное, Мавиус должен был лично передать Русселю: «С ним наказано к тебе об их государских делах»[551]. Несомненно, что речь идет о согласовании проекта русско-шведского договора. Уже 13 сентября Руссель, получив в Любеке «грамоту и ответ» из Москвы, посылает туда нового гонца, имя которого, по-видимому, Жан де Вержье[552]. Наряду с рядом важных сообщений, свидетельствующих об осведомленности Русселя в делах Густава-Адольфа, де Вержье привез в Москву текст русско-шведского договора, который и был без всяких изменений включен в наказ «Великому посольству», отправленному к шведскому королю[553].
Это посольство начали готовить в Москве еще в июне 1632 г.[554], очевидно, во время пребывания здесь Русселя. Тогда же, как следует из черновика царской грамоты от 20 июня и из письма Русселя от 13 сентября 1632 г., был принят стратегический план начинать войну в конце лета[555]. Открывая военные действия, русское правительство, несомненно, преследовало не только военные цели, но и цель давления на шведского союзника: успешное для России начало войны поставило бы Швецию перед угрозой оказаться не при чем, побудило бы Швецию поспешить с заключением формального договора, принять русские условия. Так рассчитывали в Москве, такой план, судя по всему, рекомендовал и сам Руссель. Поход под Смоленск мыслился как первый акт, как демонстрация, после чего надлежало ждать договора со Швецией и удара по Речи Посполитой с запада. Отправление «Великого посольства» должно было состояться вскоре после начала военных действий. Русское правительство не приняло предложения Густава-Адольфа послать два посольства: одно для найма армии в Германии, другое для заключения договора; отделить первое от второго представлялось, видимо, рискованным (и действительно таило риск лишиться огромной суммы без гарантированной территориальной компенсации). Было решено снарядить единое посольство, снабдив его и деньгами для найма армии и полномочиями для заключения договора. Через 25 дней после выступления армии из Москвы, 28 августа 1632 г., была уже подписана верительная грамота посольству в составе 32 человек[556] во главе с боярами Борисом Ивановичем Пушкиным и Григорием Гори-хвостовым и дьяком Михаилом Неверовым. 19 сентября Шютте получил официальное извещение о предстоящем выезде посольства из России, о чем в тот же день написал Густаву-Адольфу[557]. Но дальше наступила большая задержка с отправкой посольства, которую можно объяснить только одним — ожиданием возвращения от Русселя направленного ему с Мавиусом проекта русско-шведского договора. Считали необходимым сначала неофициально окончательно согласовать проект с «великим послом» Густава-Адольфа, как все еще титуловали Русселя, и только затем направить официальное посольство. В первых числах октября наказ, грамоты, все необходимое для посольства лежало уже совершенно готовым, но посольство тронулось только после того, как приехал де Вержье, 31 октября; текст, привезенный де Вержье, был в последнюю минуту наспех переписан и подклеен к тексту наказа[558]. Соответственно в сентябре — октябре было задержано наступление русской армии на Смоленск и сдерживалось позже в ожидании оформления договора со Швецией (что в чисто военном отношении привело к плохим последствиям, ибо поляки успели укрепить Смоленск).
548
Еще 30 июля 1632 г. Иоганн Мёллер писал из Москвы на имя Густава-Адольфа, что русские навряд ли начнут войну до конца года, Он полагал, что, даже если русская армия получит приказ о выступлении до середины августа, она поначалу не пойдет дальше, чем до границы (Акты и письма к истории балтийского вопроса, вып. II, № 55, с. 134–135). А через четыре дня армия выступила из Москвы к Можайску; 10 сентября она получила приказ идти дальше к Вязьме и скоро пересекла границу.
549
550
Шведский Государственный совет в 1634 г. винил Русселя в том, будто он «похвалялся, что он один был причиной возникновения польской войны» (Svenska riksradots protokoll, d. IV, s. 306).
555
Как отмечалось, в черновике царской грамоты было зачеркнуто слово «летом». Руссель же напоминает о решении, «чтоб недруга изгоном взять тотчас после того, как хлеб вымолотят, и то пригодится на прокорм войску вашего ц. в-ва и учинит… великую шкоду [урон] всей литовской земле и отнимет у недруге, всю силу его» (ЦГАДА, Дел» шведские, 1682 г., стб. 8, л. 11).
556
Намечалось 70 человек, но Мёллер рекомендовал воздержаться от такого большого числа. Даже состав в 30 человек, совершенно необычный, вызвал у Шютте опасения непосильных расходов на содержание посольства в Лифляндии, о чем он сообщал в письме Густаву-Адольфу от 19 сентября 1632 г.
558
ЦГАДА. Дела шведские, 1632 г., стб. 6, лл. 154–155 и 171–175. Е. Сташевский в приложениях к книге «Очерки по история царствования Михаила Федоровича» (Киев, 1919) опубликовал часть текста этого наказа (№ XVII), а также отрывок «На отписки великим государям Ж. Девержера» (№ XVIII).