В сентябре Густав-Адольф окончательно решил двинуться сам в Северо-Восточную Германию — в сторону Польши. 18 сентября к нему снова прибыл для личных переговоров канцлер Оксеншерна. Это было решающее столкновение. Переговоры носили острый характер. Оксеншерне требовал, чтобы Густав-Адольф шел на Вену. Густав-Адольф 5 октября пошел с армией на север. Канцлер провожал его до 24 октября и вернулся во Франкфурт.
16 (6) ноября 1632 г. при Лютцене в Саксонии Густав-Адольф выиграл свою последнюю битву. Армия Валленштейна была разгромлена, цвет ее генералитета погиб. Но во время сражения пал и Густав-Адольф. Хотя ряд исследователей (Димер, Дройзен, Србик, Виттрок) самым подробным образом изучили эту битву и обстоятельства смерти Густава-Адольфа, поле для догадок по-прежнему открыто: погиб ли он от руки врага или от руки кого-либо из своих. Второе вероятнее. Мы имеем возможность привлечь один источник, который еще не привлекался исследователями[580] и который показывает, что смерть Густава-Адольфа, и именно при таких обстоятельствах, отнюдь не была неожиданной. В цитированной записке, поданной де Вержье кн. Черкасскому 2 ноября 1632 г., между прочим рассказывалось, что польские католики, видя упования протестантов на победы Густава-Адольфа в Германии, «на сейме умыслили» средство против этого: распространили слух о смерти Густава-Адольфа, будто бы раненного под Ингольштадтом и вскоре скончавшегося под Нюрнбергом, причем слух этот, распространенный и в Польше, и в Пруссии, так поддерживается, что опровергать его в Польше ныне опасно для жизни[581]. Это предвосхищение действительного события на два месяца (сведения относятся не позже чем к началу сентября) весьма многозначительно.
Всего лишь за несколько дней до гибели Густава-Адольфа состоялось избрание Владислава польским королем. Оба эти события разом нарушили весь план Смоленской войны и не могли не обескуражить боярина М. Б. Шеина, отлично знавшего все детали шведско-русского союза. «Великое посольство» боярина Б. И. Пушкина узнало о смерти Густава-Адольфа, находясь в Финляндии, на пути к Стокгольму, и вернулось на русскую границу, где получило новый наказ только 25 марта 1633 г.[582] Московское правительство реагировало на это ошеломляющее известие прежде всего приказом послам «выведывать подлинно про смерть шведского короля — каким обычаем [образом] смерть ему случилась»[583], ибо слишком ясно понимало возможную логику дела. Патриарх Филарет Никитич в знак скорби установил особый пост и, по сведениям, полученным Шютте, несколько раз говорил, что царь охотно выкупил бы половиной своих княжеств жизнь Густава-Адольфа[584]. Русселя роковая весть застала в Померании. По сведениям того же Шютте, он глубоко скорбел, оделся в траур, поспешил покинуть Германию и перебрался в Голландию[585].
580
Критический обзор всех источников по этому вопросу был предметом специального доклада на международном конгрессе историков в Осло в 1928 г.: