Это последнее сочинение оказалось особенно ценным, пожалуй, именно потому, что оно носит явно пропагандистский характер и, так сказать, на глазах у читателя пытается искажать правду. Оно написано в целях привлечения во Франции симпатий к Швеции и шведской армии в Германии, в интересах укрепления шведско-французского союза; скрывший свое имя от читателей, автор «Шведского солдата» — некто Шпанхейм, а материал ему подготовил один из главных носителей оружия пропаганды при Густаве-Адольфе — Ц. Л. Раше, автор важных военнопублицистических сочинений, пропагандировавших в Германии дело шведов. «Шведский солдат» начинается словами: «Война, свирепствующая сейчас между императором и шведским королем, разделила христианский мир на две фракции, и немного найдется людей, которые относились бы к ней безразлично и не были бы сторонниками или имперцев, или шведов». В этих словах отлично схвачено всеевропейское значение событий, разыгравшихся в глубине Германии. Одни, продолжает автор, радуются, другие огорчаются ходу этой войны, но все в равной мере поражены, «что такое громадное тело (Империя. — В. П.), раздувшееся от стольких сил и стольких успехов, испытало столь тяжкое потрясение в столь короткий срок и от столь незначительных средств. Одни ищут объяснения этому в правоте оружия шведского короля, другие в ошибках имперцев, или в отчаянии народных масс, или в обычных превратностях счастья, которое имеет свои циклы и начинает клониться вниз, когда уже не может идти дальше вверх. Словом, спорят весьма разноречиво, каждый сообразно своим склонностям или свойственным ему страстям»[608]. Ясно, что из перечисленных тут объяснений только одно, а именно видящее причину шведских успехов «в отчаянии народных масс» Германии, может быть непосредственно связано со «страстями» — с революционными страстями. Автор, следовательно, с первых же слов вводит нас в тот круг мнений, с которыми он будет бороться, хотя они и имеют распространение. Он не пойдет по пути этого весьма неблагонамеренного (да еще для Франции, где все кишело народными восстаниями) объяснения шведских успехов — отчаянием и борьбой народных масс Германии. Он противопоставляет всем неверным, с его точки зрения, объяснениям единственно якобы правильное — объяснение «правотой оружия шведского короля». «Справедливым и благородным» мотивам, вынудившим Густава-Адольфа вторгнуться в Германию, уделено много внимания.
В дальнейшем тексте мы находим одно место, где автор все же проговорился о том, что в своей пропаганде внутри Германии, адресованной к германскому населению, шведы пользовались именно той концепцией, которую он тут отвергает. Речь идет о триумфальном шествии армии к Вене, которого не могли приостановить ни военные, ни дипломатические усилия противника, ни его пропаганда, направленная против Густава-Адольфа. «Одним словом, — говорит «Шведский солдат», — все как бы подавалось под напором его оружия. Тогда имперцы соизволили распространить слух, будто король (Густав-Адольф. — Б. П.) имеет в своей армии лапландцев, умеющих так околдовывать тех, с кем им предстоит иметь дело, что те уже никак не могут им сопротивляться. Это подтверждалось множеством старых басен, будто эти люди запросто заклинают ветры и бури и становятся вершителями удач и неудач». Шведы со своей стороны вели активную контрпропаганду, разоблачая нелепость этих вымыслов и противопоставляя им тезис, «что имперцы должны искать причины своего разгрома в своих насилиях и грабежах, в отчаяньи народных масс, должны видеть в этом справедливое проклятие, преследующее их за варварство и жестокости, учиненные по всей Империи»[609].
Как видим, шведская пропаганда в Германии объясняла на первых порах успехи шведской армии и неуспехи имперской в общем правильно — той социальной атмосферой, которая существовала в Германии, тем страшным террором, с помощью которого имперско-католическая армия пыталась задушить подъем движения немецких народных масс. Достаточно было двух лет, чтобы эта правда стала отвергаться теми, кто ее признавал в разгар борьбы. История похода Густава-Адольфа, написанная «шведским солдатом» (Шпанхеймом и Раше), — самая ранняя опубликованная история этого похода. И она уже подчинена задаче фальсифицировать истину. Но истина все же еще слишком свежа, она проступает тут и там из-под покрова, слишком нарочито наброшенного автором.
Более поздние исторические сочинения о походе Густава-Адольфа содержат уже неизмеримо меньше этих драгоценных крупиц истины об интересующей нас стороне похода. Но в совокупности они дают возможность если и не осветить этот вопрос, то хоть наметить некоторые контуры. В сочинениях историков, писавших в XIX–XX вв., можно также найти разрозненные, но подчас важные данные. Будущие исследователи, несомненно, сумеют более полно собрать все свидетельства источников.
609
Le soldat suedois..., р. 125–127. Аналогичным образом автор проговаривается и в другом месте. Он рассказывает об организованной в Вене процессии всех детей города, возносивших жалостные молитвы о ниспослании победы имперской армии, и замечает: «Этот спектакль вызвал сострадание кое у кого, но ропот у других, ворчавших про себя, что [имперцы] по собственной охоте поставили себя в отчаянное положение своими невыносимыми насилиями» (Ibid., р. 247). Несомненно, что здесь проскользнул обычный в то время мотив шведской пропаганды.