Теперь на огромные барыши мог рассчитывать тот, кто вез хлеб и другую сельскохозяйственную продукцию в страны, прилегавшие к Атлантическому побережью, из более отдаленных стран, из Восточной Европы, куда «революция цен» проникла лишь в очень ослабленной форме. Хотя исследователями установлены как бы отдельные волны «революции цен», докатывавшиеся до Польши и до Московского государства, в общем цены на восточноевропейском рынке были в XVI–XVII вв. значительно более устойчивыми и низкими, чем на западе. Причину этого, может быть, следует видеть в том, что на пути этих волн стояла своего рода плотина в лице Германии — раздробленной на множество княжеств, каждое из которых имело свои таможенные заставы, свои пошлины, свою монетную систему, так что сухопутная торговая связь между Западной и Восточной Европой практически была почти невозможной. Но оставался морской путь — через Балтийское и Северное моря. Экспорт восточноевропейской продукции этим путем в порты Западной Европы сулил верную прибыль благодаря устойчивому расхождению цен. И действительно, датская статистика показывает неуклонное возрастание числа торговых судов, проходивших под разными флагами через Зунд во второй половине XVI в. и в течение всего XVII в.[44]
Одно обстоятельство в огромной степени снижало эффективность всей этой оживленной коммерческой деятельности — торговая конкуренция экспортеров. Она настолько сбивала в западных портах продажную цену на груз, уже оплаченный по дороге высокой зундской пошлиной датчанам, что выручка купцов, пожалуй, скоро перестала бы превышать их издержки, если бы сами прибалтийские страны, тоже соперничавшие между собой, дополнительно не снижали себестоимость своего хлеба и других товаров путем введения у себя бесплатного принудительного труда, т. е. жесточайшего крепостничества. Впрочем, какую-нибудь часть этой выгоды каждая из них хотела бы удержать в свою пользу, и на этой почве в балтийских портах опять-таки разыгрывалась конкуренция между купцами-посредниками. Понятно, что ключ к сказочному обогащению получил бы тот, кто захватил бы монополию в балтийской торговле и пресек самую возможность конкуренции: он диктовал бы свою покупную цену странам — поставщикам в Восточной Европе и продажную цену покупателям на Западе, кладя в карман всю разницу и не давая возможности даже отголоскам «революции цен» проникнуть на восточноевропейские рынки. Вся история балтийского вопроса в XVI–XVII вв. сводится к попыткам установить эту торговую монополию.
Но как достичь ее? Ганзейцы тщетно пытались добиться этого с помощью своих старинных факторий и привилегий, датчане — душа соперников, зундской пошлиной, но их принудили быть сговорчивее голландцы — опираясь на свое мореходное искусство и торговый флот[45]. Опыт всех этих неудач показывал, что к монополии может привести единственное средство — завоеваний всего Балтийского побережья одним из соперничавших государств.
В начале XVII в. к этой цели быстро продвигалась Швеция: она владела всей Северной и Восточной Прибалтикой; оттеснив в 1617 г. от моря Московское государство, Густав-Адольф уже готовился к успешной борьбе с Польско-Литовским государством за польское побережье Балтийского моря. Оставался еще один соперник — Германия, которой принадлежала восточная часть южного побережья. В Германии с завистью следили за экспансией шведов в Прибалтике и усваивали их наглядные уроки.
Интерес к Балтике стал развиваться в Германии не раньше того времени, как надвинулась угроза полной закупорки северного конца рейнской торговой артерии, питавшей некогда экономическую жизнь Германии. Южный конец этой артерии закупорился еще раньше: как отвалившаяся от горы скала запруживает реку, так отпавшая от Империи Швейцария запрудила альпийские проходы, связывавшие Германию со средиземноморским торговым бассейном. Запруженная река разливается, и южнонемецкий капитал в начале XVI в. вышел из своего старого русла и ринулся в новых направлениях. Поскольку сама средиземноморская торговля в это время отходила на второй план перед атлантической колониальной торговлей, спасение для немецкого торгового капитала состояло в приобщении к этой новой торговой сфере, благо северный конец старого пути, водный выход к Атлантическому океану через Нидерланды, оставался открытым. Но атлантическая торговая сфера составляла монополию Испании и Португалии, немецкие купцы, подобно Фуггерам, стали вкладывать свои капиталы в испанские и португальские коммерческие предприятия. Купцы Вельзеры добились даже от испанского правительства разрешения торговать прямо с испанскими колониями, «как если бы они были испанцами». «Фуггерство» было в первой половине XVI в. одной из главных основ «габсбургства»: немецко-испанская экономическая связь поддерживала испанско-немецкую империю Карла V. Фуггеры своими кредитами возвели на престол Карла V, до последней минуты помогали ему в борьбе с врагами, так же как и Филиппу II в попытках подавления Нидерландской революции. Но когда Северные Нидерланды все же запрудили, как еще одна отвалившаяся скала, и устье Рейна, — с атлантическими источниками богатства для немецких купцов было кончено. Вернее, теперь осталась последняя возможность — торговать уже не с колониями, а попробовать захватить посредничество между Восточной и Западной Европой, иными словами, богатеть не вместе с испанцами, а вместо испанцев.
44
Общее освещение балтийского вопроса в XVI–XVII вв. содержится также в докладах на XI Международном конгрессе историков в Стокгольме:
45