Себастьян Вранкс, «После битвы»
Кампанию 1632 года закрывали похоронные команды. Трупы сваливали в братские могилы, тщательно обобрав перед этим. Уже в наши дни одну из них нашли строители во время работ на окраине Лютцена. Из ямы извлекли 47 скелетов. Предполагается, что это были солдаты шведской Синей бригады.
А идея великой протестантской империи под эгидой Швеции умерла вместе с единственным человеком, кто мог бы воплотить ее в реальность. После блестяще начатой кампании 1631—1632 года шведы возвращались на север Германии без победы – и без короля. Закончился яркий и важный этап войны.
Кстати. Всего через две недели умер еще один ключевой участник Тридцатилетки. Вы о нем, поди, уже забыли. Фридрих, курфюрст Пфальца, вернулся на родину в день битвы у Лютцена. Человек, чья безответственность стала одной из главных причин войны, мог лично наблюдать дело рук своих. Пфальц был полностью опустошен. Страна голодала, повсюду свирепствовали эпидемии. Пряничное королевство за полтора десятилетия боев и походов полностью пожрали крысы войны. Измученный депрессией и чувством вины, Фридрих всего за несколько дней скитаний по Пфальцу заразился чумой и спустя две недели умер. При жизни он вел себя неразумно, и мало кто вспоминал его с теплотой, но по крайней мере, он ответил за свои ошибки по полной программе.
А вскоре умереть предстоит еще одному знаковому персонажу этой истории…
Глава 6. Сумерки богов
После смерти Густава Адольфа в боевых действиях возникла пауза. Причина была вполне уважительной: зима. Стороны могли успокоиться и осмотреться.
Главные движущие силы войны уже находились за пределами Империи. Империя стала заложницей разборок между Францией, Швецией и Испанией. Французы после гибели Густава быстро подмяли под себя руководство процессом от протестантов (чем окончательно подорвали все религиозные мотивы действа: лидером «протестантской» стороны стал Ришелье, католический кардинал!). От шведов главную роль теперь играл канцлер Аксель Оксеншерна, человек вовсе не военный, но организатор и дипломат. Оксеншерна сохранил курс на создание балтийской империи для Швеции, но теперь, когда Густава не было на свете, она уже не могла быть такого размаха и мощи, как хотелось. По сути, шведы уже захватили все, что могли переварить, и теперь должны были закрепиться и удержать захваченное. Со своей стороны, для Испании никуда не делась проблема «Испанской дороги» в Нидерланды, и никуда не делась борьба с Францией. Империю испанцы использовали как силу, способную помочь в борьбе с французами. То есть, переводя на человеческий: Германия – полигон, все германские государства, включая империю – в лучшем случае младшие союзники, а главная борьба идет между Францией и Испанией. Причем внутри французской коалиции – банка с пауками и всеобщая тайная антипатия. Франция, как самый умный облезьян, пока сидела на горе и сама не воевала, предпочитая орудовать руками Швеции. А вот Испания не могла себе позволить позицию мудрого облезьяна: имперцы были слишком сильно помяты и отброшены из северной Германии.
Голова Валленштейна
Для имперцев был важен еще один вопрос: кадровый. Над головой Валленштейна начали явственно сгущаться тучи. Лютцен он проиграл (ну как, в стратегическом смысле смерть Густава Адольфа была важнее смерти 3—5 тысяч наемников и десятка пушек, но тактически – проиграл), но это было даже не главное. И император, и католические князья здорово наточили на него зуб из-за сдачи Богемии и вообще переговоров с Густавом и Саксонией через голову императора. Да, Богемию он вернул почти сразу, да, в целом виде, но ведь перед тем добровольно отдал! В общем, в империи начали энергично искать Валленштейну замену. Нашли быстро. Во-первых, испанцы вскоре должны были снова вступить в войну. В первой ее половине они ограничились спорадическими рейдами Спинолы и его команды, теперь им предстояло прийти с крупной армией и переломить ход войны. Возглавлять ограниченный контингент вежливых испанских людей должен был кардинал-инфант Фердинанд. Я его буду называть в испанизированной версии, Фернандо, чтоб не путать с другими носителями того же имени. Этот парень лет двадцати с копейками был испанский принц, по политическим соображениям сделанный попом, но клавший на свой духовный статус огромнейшей кучей. По характеру он был боец и жизнелюб, и он был полон амбиций. Второй ключевой фигурой был другой юноша почти того же возраста, сын императора, и тоже Фердинанд. Этот будет либо Фердинандычем, либо Фердинандом-младшим. Тоже молодой парень, тоже полон энтузиазма. И тоже, кстати, хороший военачальник.