Имперский камеральный суд состоял из двадцати четырех членов и председателя. Габсбурги как императорская династия, эрцгерцоги Австрийские и герцоги Бургундские имели право назначать шестерых из них, а оставшиеся восемнадцать назначались князьями и главами округов. Для рассмотрения постановлений этого суда и придания им силы законов в Германии ежегодно собиралась комиссия в составе одного из курфюрстов, двух князей, свободного графа, церковного сановника, делегата от вольного города и полномочных представителей курфюрста Майнцского и императора. В 1608 году председателем был избран протестант, и члены-католики отказались ему подчиниться; с этого момента всякие разбирательства были прекращены вплоть до решения этой неразрешимой проблемы.
Приостановка деятельности суда позволила императору упрочить свою власть. В империи издавна существовал еще один судебный орган, через который император имел возможность выводить из ведения камерального суда дела, касавшиеся прав наследования и владения. Это был Reichshofrat – имперский надворный совет, орган, состоявший исключительно из императорских советников, который занимался вопросами преемственности и привилегий и разбирал преступления, совершенные прямыми вассалами императора. Имперский камеральный суд имел право выносить решения только в случаях фактического мятежа или нарушения мира в империи, когда под угрозой оказывалась безопасность всего государства. Его крах, таким образом, автоматически расширил полномочия надворного совета.
Имперская конституция представляла непреодолимые трудности для кодификации. Поэтому после каждых выборов императора приводили к присяге, где утомительно долго перечислялись все привилегии его подданных. Он обязывался править только с согласия рейхстага, не назначать иностранцев на имперские посты, не начинать войну и не объявлять вне закона никого из своих подданных без общего согласия. Эта присяга, или капитуляция, слегка изменялась на каждых новых выборах, и бывали такие случаи, когда многие ее положения нарушались, если не все вообще. В конечном итоге власть императора опиралась не на конституцию, а на силу.
Имперская армия набиралась за счет контингентов отдельных государств, а оплачивалась из средств, выделенных голосованием рейхстага. Субсидии почему-то назывались «римскими месяцами» и составляли 128 тысяч гульденов, то есть такую сумму, в которую обходилось месячное содержание армии. Однако в случае вооруженного конфликта, который неизбежно становился последним аргументом в споре за власть, император, вероятно, смог бы собрать только ту армию, которую мог содержать из собственных ресурсов. А так как династия Габсбургов обладала куда большими ресурсами, чем любые ее предшественники, она сравнительно эффективно сохраняла свои позиции.
Несмотря на то что в 1618 году императорский титул по сути был пустышкой, Габсбурги не оставляли надежд вернуть ему реальную власть. У такого приверженного традициям народа, как германский, в глубине души всегда таилось почтение к императору даже среди самых рьяных защитников «германских свобод» – и расчетливый император всегда мог воспользоваться этим чувством.
Выражение «германские свободы» набрало популярность в XVI веке. В теории оно означало конституционные права отдельных правителей империи, а фактически – все то, что диктовали прихоти и выгоды князей, но эта неприкрытая правда ничуть не умаляет той личной искренности, с которой большинство из них верило в свои возвышенные мотивы. У менее многочисленной группы сторонников державной власти, сплотившейся вокруг императора, был свой объединяющий лозунг – «справедливость»; у одних на первом месте стояло правительство, у других – независимость. В конце концов разрыв не мог не наступить.
Если бы разногласия между императором и его подданными проявились очевиднее, может быть, катастрофа имела бы не такие разрушительные последствия. Но такова была участь Германии, что ее разногласия были скрыты под пеленой. Вольные города опасались князей даже больше, чем князья опасались императора, и, разделяя теорию «германских свобод», сомневались в искренности князей, выступавших за них. С подозрением относясь к земельной аристократии, из рук которой они когда-то силой вырвали свободу, вольные города предпочли бы оставить все, как есть, чем пытаться выиграть хоть что-нибудь, если плодами победы придется делиться с классом, который вызывал у них такое недоверие. Высшее католическое духовенство, с другой стороны, поддерживало императора-католика, рассчитывая на то, что он защитит их от враждебно настроенных князей, нередко принадлежавших к еретическим церквям. Высокоразвитое классовое сознание разделяло землевладельцев, бюргеров, церковников и крестьян, и общее благо приносилось в жертву частным интересам. А появление у каждой из этих групп своей военной организации сделало и без того опасную ситуацию еще более угрожающей.