Правда же заключалась в том, что Чехия в конце XVI века пребывала в состоянии самой чудовищной смуты. Пока утраквисты (чашники), лютеране и кальвинисты дрались между собой за привилегии, короли Габсбурги снова сделали католичество официальной религией, а три остальные еле-еле терпели. Между тем начался упадок; прежние ценности, основанные на землевладении, рушились, сопротивляясь до конца; маленькую страну делили между собой не менее 1400 дворянских семейств, и каждое из них претендовало на социальную исключительность, которая обходилась недешево. Большинство этих семейств принадлежали к лютеранству, но страх перед фанатичным кальвинистским меньшинством заставил их искать защиты у правительства Габсбургов, пусть даже католического. В довершение всего дворяне одинаково не ладили ни с горожанами, ни с крестьянами.
Эти внутренние распри давали Габсбургам ощущение собственной безопасности. И все же случайный кризис ненадолго сплотил чехов: в 1609 году, когда император Рудольф попытался отменить веротерпимость к протестантам, даже католическая знать выступила против ущемления их прав. Угроза всеобщего восстания вынудила императора издать так называемую «Грамоту его величества», которая гарантировала протестантам свободу вероисповедания, а для его защиты учреждалась организация, члены которой назывались дефенсорами.
Император Рудольф сделал Прагу столицей своей империи. Здесь он провел последние мрачные годы правления среди астролябий и небесных карт своих лабораторий, заполняя конюшни лошадьми, на которых он никогда не ездил, а имперские апартаменты – наложницами, которых он редко видел и даже не трогал; он часами закрывался со своими астрологами и астрономами, в то время как указы и депеши неделями пылились без подписи у него на столе. В конце концов лютеранское дворянство Чехии добилось его низложения и возвело на трон его брата Матиаса (Матвея).
«Чехи, – писал один анонимный политик, – готовы на все, лишь бы уничтожить католическую церковь, и ничего не сделают ради пущей славы Матиаса». И действительно, лютеранская партия собиралась связать нового государя узами благодарности, но традиционное католичество династии Габсбургов оказалось для них слишком чуждым. Не прошло много времени, как Матвей нарушил если не букву, то дух «Грамоты его величества»; между тем он перенес свою резиденцию в Вену, добавив тем самым финансовое бремя к тому, что уже вызывало негодование его подданных. И дворяне, и горожане почувствовали себя преданными и возмущенно задумались о том, что их страну превратили в простую провинцию Австрии. В отместку пражский сейм принял законы, запрещающие кому-либо селиться в стране или приобретать права гражданства, если он не говорит на чешском языке.
Чешский сейм включал в себя представителей трех сословий: дворян, бюргеров и крестьян, из которых лишь первые имели право голоса, а остальные выполняли совещательные функции. Только землевладельцы могли быть дворянами, и утрата земли влекла за собой утрату всякого права заседать или голосовать в сейме; и наоборот, приобретая землю, человек приобретал и все привилегии землевладельца. Таким образом, чешский сейм насчитывал 1400 землевладельцев, в основном мелких, чуть больше, чем фермеров, которые действовали по рекомендациям крестьянских и бюргерских комитетов. Именно они, кто собирал налоги и от кого они поступали правительству, могли вынудить дворян с правом голоса действовать по своей указке; в частности, 42 вольных королевских города играли достаточно важную роль в экономике Чехии, чтобы в сейме добивались их расположения.
Землевладельцы делились на два класса – панов и рыцарей, причем паны имели по два голоса. Рыцарей, с другой стороны, было примерно втрое больше, чем панов. Полное отсутствие представительного принципа помешало многим авторам увидеть в чешском сейме элементы демократического правительства; в Англии, стране с более многочисленным населением, парламент насчитывал вдвое меньше депутатов, считая палату и лордов, и общин, и, хотя в нем проявился зачаточный принцип территориального представительства, там, в отличие от Чехии, никто не пытался учесть различные интересы общественных классов. Таким образом, в конституции Чехии не было ничего ущербного.