— Разрешаю, – лорд Стоун отозвался почти немедленно. – Эвакуировать раненых техническими средствами, очистить зону поражения.
— Сэр Ортем, немедленно отступайте, запуск через тридцать секунд. У вас минута, чтобы покинуть зону поражения!
- - -
Артём ничего этого не слышал. Он вышел из скольжения, стоя за спиной у противника, и понял… что бить его нечем. Пистолет не работает. Чудо, что очки пережили эту непонятную атаку, которая обратила танки в груды хлама. Если успеть обойти противника, можно поднять одну из булав – хотя тоже не понять, работают ли они. И очки отключать не хочется, просто так они бы не включились.
Он едва успел уйти от повторного взмаха когтистыми руками. И бросил взгляд в проход. Он вёл далеко, очень далеко – дальше, чем было возможно, сфера не может быть такой большой – широкий и высокий сводчатый коридор, и по нему бежали…
Много кто бежал. Артём вновь обогнул противника, и мысль пришла в голову неожиданно: он «притормозил», оставаясь за спиной противника, а тот вновь начал «лепить снежок» – Артём успел заметить, как новые танки успели появиться и принять боевое положение, и новые терминаторы летели со всех сторон…
Красные шприцы! Артём, не особо раздумывая, вынул два из них, по одному в каждую руку, и, выпав из скольжения, воткнул их противнику туда, где находились его «плечи».
Противник вздрогнул – на этот раз, похоже, атака ему не удалась: противник резко повернулся, чтобы провести всеми четырьмя конечностями по месту, где стоит Артём… которого там уже не было.
Четверорукий замер. Из тоннеля выбегали новые единицы нечисти, и почти сразу же разваливались, рассыпались под излучением вновь прибывших танков и зависших над ареной терминаторов. Но что-то ещё двигалось там, позади них. Четверорукий стоял, держа ладони перед собой, а вокруг него вращалась воронка – что-то материальное – и подбегающие к ней единицы нечисти растворялись, всасывались внутрь.
Лечится, подумал Артём, «проявляясь» на расстоянии нескольких шагов и подхватывая булаву. Чинит сам себя за их счёт. И ощутил внимание, пристальное внимание – очки не показывают, есть ли у четверорукого какое-нибудь лицо, но Артём отчётливо ощущал, что его изучают. Может, пытаются что-то передать. Булава, похоже, пережила ту атаку – была выключена? – и Артём, с трудом поднимаясь на ноги – головная боль возвращалась, мозг словно кипятком обдавали при каждом движении – вновь нашёл в себе силы крикнуть:
— Стоять!
И вновь нечисть замерла. А четверорукий… повернулся и начал исчезать из видимости.
Уходит в скольжение! Артём, не раздумывая, бросился следом, стараясь не прикасаться к замершим вокруг «титанам» и прочему ужасу.
«Поймать фазу» нового противника удалось почти без труда, за пару секунд.
- - -
Мари только невероятным усилием воли воздержалась от крепких выражений. Её бережно, но твёрдо взяли под руки и вывели. И указали охране: отвести в сторону перрона.
— Уберите руки! – крикнула Мари, едва сохраняя самообладание. – Сама дойду.
Её отпустили и указали направление – сама, так сама.
— До запуска двадцать секунд, – раздалось оповещение. – Танки в автоматический режим, тридцать секунд на эвакуацию раненых. Внимание, всем покинуть окрестности Колизея, минимальное безопасное расстояние пять стадий.
— Они его там бросают! – прошептала Мари и почувствовала, как накатывает злость. Охрана ничего не успела понять – точнее, не успела отреагировать. Пара секунд – и Мари ушла в скольжение.
— Мадам Фурье, немедленно вернитесь в пункт эвакуации, – голос диспетчера. – У вас сорок секунд.
— Ага, размечтались, – прошептала Мари, направляясь в сторону Колизея. Его несложно обнаружить, даже не зная карты Рима – по вспышкам и грохоту с той стороны. Танки и терминаторы обстреливают сферу, а ракеты с мощным зарядом сейчас наводятся на проходы, чтобы влететь внутрь, и…
Мари не успела осознать, когда именно рядом с ней возник Виктор Маккензи. Возник и взял за руку, не пытаясь остановить.
— Даже не пытайся, – сказала Мари сквозь зубы. – Я его там не брошу.
— Неужели ты подумала, что я позволю тебе забрать все лавры? – услышала она в ответ. – Да и сидеть в тюрьме вдвоём будет веселее.
Мари расхохоталась, и указала рукой курс. Виктор кивнул ей. И чуть прибавил шагу. Прибавила и Мари.
- - -
Артём с трудом оставался в скольжении: уже не только голова болела так, что впору было кричать, ещё и всё остальное тело было готово взбунтоваться. Шаг, ещё шаг… вот он! Артём с размаху ударил булавой – противник упал, выпадая из скольжения, и – если очки не обманывают – развалился на несколько частей. Вокруг них бежали и летели всё новые войска нечисти – туда, наружу, к выходу на Айур. Не обращая внимания на Артёма и его противника.
Артём вновь ударил булавой по останкам – они стекались, сползались, пытались срастись. Бил и бил, только под конец осознав, что кричит одно и то же слово – «сдохни!» – и, похоже, булава действует, сжигает то, по чему попадает. Наконец, бить стало нечего.
Что-то округлое замерло над ним. Артём невольно присел. Да это же терминатор! Вот чёрт, если сейчас он решит, что Артём заражён…
— Сэр Ортем, покинуть зону поражения, – услышал он голос – обычный голос. Надо же, терминатор передаёт всё обычным голосом. – У вас двадцать пять секунд.
Артём оглянулся – колонны нечисти так и бегут мимо – и поднял руки – примерно тем же жестом, что делал четверорукий.
— Стоять! Назад! – нечисть вокруг остановилась. – Возвращайтесь туда! – указал Артём. – Всем туда, разрушайте всё, что найдёте, ломайте технику! Быстро!
Горло отказало. Нечисть уже разворачивалась, и бежала назад, постепенно разгоняясь. Артём с трудом повернулся туда, откуда пришёл – ведь множество стадий успели пробежать, как такое возможно?! – и понял, что нет сил войти в скольжение.
И вновь эта песенка: «Ты – дерево…»
Артём, спотыкаясь, едва держась на ногах, с огромным трудом вошёл в скольжение, и осознал, что сил не хватит дойти до конца коридора. И ощутил, что его берут под локти, и помогают подняться на ноги.
— Просто идите, друг мой, – сказал Виктор. – У нас пятнадцать секунд. Было бы нелепо погибнуть всем вместе в такой момент.
Артём сумел рассмеяться, и, действительно, нашлись силы передвигать ногами. Просто идти – и выход, только что казавшийся бесконечно далёким, рывком приблизился.
— Десять секунд, – сказала Мари. – Мы уже почти вышли!
— Надо свернуть, – указал Виктор. – Повернуть, идти в сторону от коридора. Ну, ещё немного!
— Пять секунд, – сказала Мари. – Мы уже отошли на восемь стадий, нужно убежище!
И вокруг них возникли, как по волшебству, каменные стены.
— Ноль, – сказала Мари и, едва они с Виктором вышли из скольжения, поймала Артёма за локоть, не дала ему упасть с размаху. – Виктор, и не забудь – ты обещал, что в тюрьме будем сидеть вместе! Только попробуй выйти раньше меня!
- - -
Строго говоря, сознания Артём не терял. Даже когда остальные думали, что он отключился, сознание сохранялось. И было это как там, на арене – словно смотрел на самого себя со множества точек одновременно – и каждая такая «камера наблюдения» не далее, чем в пятидесяти шагах. Первой его осмотрела Мари – уж непонятно, в каком таком каменном мешке они отсиживались – и заявила, что видимых повреждений нет, полно синяков и ушибов, но это всё мелочи.
А потом он всё-таки уснул. И даже что-то снилось – что-то невнятное, странное, местами неприятное, но хотя бы без нечисти.
- - -
— Это и есть та четверорукая пакость? Которую в том деревянном шаре нашли? – поинтересовалась Мари. К её и Виктора удивлению, как только они вывели едва стоящего на ногах Артёма из убежища, их не стали арестовывать. Даже устного взыскания не сделали: доктор Ливси велел ей пройти обследование, повздыхал насчёт того, что его распоряжения не выполняются – и отпустил. И – ничего больше. Победителей не судят, подумала Мари. И это правильно.