– Ваше величество, вам бы с воеводой поговорить, – замялся стражник, вид у него был подавленный.
– Докладывайте, что происходит.
– Я же человек маленький, – пролепетал страж, пряча глаза, – с воеводой вам надо…
– Послушай, – видя, как волнуется воин, Мстислав сменил тон, – скажи мне, что тут происходит, будь добр.
– А ничего не происходит, – вместо того чтобы успокоиться, ратник обозлился, – я стою и сторожу. Врагов нет, они вон, за рвом сидят и носу из лагеря не кажут. А я ничего не знаю, мое дело сторожить стену, вот я сторожу. Все.
Мстислав пристально посмотрел на черниговца, но тот глядел прямо перед собой. Дело было плохо: молодого царя в воинстве любили, и если ратник не желал разговаривать, это был дурной знак. Царь не стал тратить время на стражника.
– Где воевода?
– Воевода-то? Воевода там, – махнул рукой страж.
Святогор проследил взглядом за взмахом руки воина.
– Там же никого… Проклятье!
– Я вперед, проверю все. – Вольга обратился в большую черную собаку и помчался прямо по улицам вперед.
Мстислав со Святогором бежали следом. У молодого государя было тяжело на сердце от нехорошего предчувствия, которое буквально голосило: это не измена, а что-то гораздо хуже, чем измена.
Путята сидел на бревне с изможденным видом и полировал какой-то ветошью свой меч. Двери амбара, где содержали попавших в плен охранников Аленки, захваченных Святогором и Вольгой, стоял открытым. В воздухе витал едкий запах смерти.
– Здрав будь, государь, – поприветствовал устало воевода влетевшего на площадь Мстислава.
От запаха свежей крови мутило, молодой царь бросил беглый взгляд на кучу мертвых тел, что лежали возле бревна, его затошнило, но он сдержался.
– Вы рехнулись, что ли, все разом, – это не сдержал своих эмоций Вольга, он указал на окровавленные трупы, – что это такое?
– Это? Это справедливое возмездие, богатырь.
Мстислав глубоко вздохнул, произошедшее явно выбило его из колеи. Даже Святогор выглядел потрясенным.
– Кому возмездие – сдавшимся на нашу милость? Чем они перед тобой виноваты?
– Это галичане, надежа-государь. Точно такие же, как и те, что резали наших ребят в шатрах и палатках.
– Эти никого не резали, это люди из свиты княгини. Они тут, в плену, сидели все это время.
– Даниил мог послать любых из своего войска сопровождать Аленку. Если бы все сложилось иначе, эти бы резали, а те бы тут сидели. Ты, может, думаешь, что разница большая, а мы с ребятами ее находим незначительной.
– Ты как с царем разговариваешь! – рявкнул Святогор.
– Уважительно, – устало ответил черниговский воевода. – Я царю всегда оплотом был, и среди первых сторонников. Я на турнире за него умереть был готов, все мои сыновья в войске были. Все погибли смертью храбрецов.
– Недопустимо убивать пленников! – разъярился Мстислав.
– А резать спящих в лагере, используя нечисть для нападения, оно как, допустимо?
– Тоже недостойно. Но ты что, хочешь уподобиться галичанам? Хочешь стать таким, как Даниил?
– Никогда я не стану таким, как он. Он свершил подлость. Я вершу возмездие.
– Невиновным!
– Зачем повторяешься государь? Ты знаешь, что, окажись они в войске, точно так же выполнили бы приказ своего князя, как и их товарищи и братья. Я тоже это знаю. Младшего моего сына еще спящим зарезали. Наемники. Его караул только закончился, спал как убитый, когда чернокожие люди ворвались в их палатку. Он во сне умер. Старший сын возглавил оборону, да его каким-то черным колдунством сгубили. Защитник его сказывал, из ниоткуда взялась стрела, да и другие подтверждают. А средний сын уже отступление прикрывал. Когда стало ясно, что бой проигран, наши отходить начали, да галичане уж больно наседали. Вот он и остался с отрядом, чтобы задержать галицких мясников. Его на куски изрубили, он до последнего держался. А старшему голову отрубили и гоняли ее по всему лагерю, это уже после победы. А тело на пику воткнули посреди лагеря да отливали на него. Вот братья да друзья этих невинных овечек. А плохие получаемся мы.
– Получаетесь. – Мстислав тоже не собирался отступать. – Не могу я допустить, чтобы и у меня в войске мясники появились.
– Они убийцы, – снова устало ответил Путята, – мы же мстим. Киевлян пальцем не тронули, только галичан. Там в лагере столько людей хороших погибло. В войске каждый кого-то да потерял: кто брата, кто сына, кто друга. Всех эта беда коснулась. И вот мы, верное твое воинство, требуем возмездия. Чтобы и в галицких деревнях да городах вдовы и матери плакали, а не смеялись бы и радовались победе.