На улице сказал:
— Сегодня его нет. Попробуем заглянуть завтра. — И добавил: — Ну и пойло…
* * *
— Смеркается, — сообщил я, посмотрев в окно. — Папа, нам не пора?
— Пожалуй, — отец аккуратно сложил газету, которую читал при свете масляного светильника.
Поднявшись, надел портупею, напоминавшую ту, что носят с наплечной кобурой. Только к этой крепились ножны с двумя кинжалами, висевшие рукоятями вниз. Сверху Эзерин накинул легкий светлый пиджак.
Я был одет примерно так же. Только кинжалов не было. Вместо них, я таскал купленную на острове резную трость с набалдашником в виде бронзовой рыбьей головы.
Мы начали с привычного уже обхода площади, которую я мысленно окрестил «фудкортом». Подобно другим отдыхающим, переходили из бара в бар, осматривались, заказывали выпивку, к которой не притрагивались. В одном месте перекусили обжареными на гриле моллюсками и непонятными, но очень вкусными овощами. Бросили несколько монет уличным музыкантам. Замкнули круг возле кафе, в котором сидели в самый первый раз. Нигде не обнаружив Солея или Хунапо, отправились в «Винный кувшин».
Заказав прежнего вина, отец, небрежно удерживая бокал, повернулся к зальчику, словно ища, где сесть. Вдруг его взгляд остановился на дальнем столике.
— Виктор, — тихо сказал Эзерин, — приготовься.
И он направился туда, где сидели трое островитян.
— Приветствую, Хунапо, — обратился отец к самому молодому — загорелому крепкому парню. — Нам нужно поговорить.
— Прозтите, хаку, — ответил тот, не поднимая головы. — Я ваз не знаю.
— Зато знаешь Солея. Мне необходимо с ним встретиться.
— Вы не злышали, хаку? — абориген говорил тихо, видимо, не желая привлекать внимание. — Я ваз не знаю. Идите звоей дорогой.
Лицо Эзерина стало жестче.
— Не трать наше время, Хунапо. Я вижу, что ты меня вспомнил. Мне срочно нужен Солей.
— Пурития ио, — расслабленно бросил собутыльникам Хунапо. — Вакатупато Алакаи.
Он начал медленно подниматься. Пошатнувшись, ухватился за край стола. Резким рывком перевернул его на отца. Запрыгнув на соседний столик, перескочил на следующий. Под ругань и вопли посетителей, добрался до выхода.
Пока он скакал, как лягушка по кочкам, один из его товарищей подобрал с пола упавшую бутылку. Ухватив за горлышко, ударил по затылку Эзерина, рванувшего в погоню. Я не разобрал, что сделал отец, но бутылка разлетелась, не причинив ему вреда.
— Не смей трогать папу, — прошипел я, тростью врезав аборигену по плечу.
Тот взвыл, рука повисла плетью.
— Всем сидеть! — крутанув трость, скомандовал я остальным.
Убедившись, что никто больше не пытается напасть, выбежал наружу вслед за Хунапо и Эзерином.
Расталкивая возмущавшихся людей, молодой островитянин несся по темной улице. Отец преследовал его, время от времени оглядываясь.
— Я рядом, отец! — крикнул я, чтобы его успокоить.
Услышав мой голос, Эзерин полностью сосредоточился на убегавшем.
Хунапо оказался быстрым и выносливым. Зайцем петляя по узким улочкам, он несколько раз почти сумел оторваться.
Погоня привела нас в тихий, совсем плохо освещенный район, где не было прохожих. Мы почти не видели Хунапо, но зато слышали звуки его шагов.
Подбежав к большому темному зданию, туземец заколотил в дверь. Когда она открылась, влетел в открывшийся проем. Попытался захлопнуть дверь, но ее заблокировал Эзерин. При моем появлении, беглец прекратил сопротивление. Противодействие исчезло, и мы с отцом ввалились внутрь. Сделав несколько шагов, остановились.
Перед нами открылось знакомое лобби гостиницы «Тапалоа». Только теперь помещение не пустовало: на нас угрюмо глядел десяток здоровых вооруженных островитян. Впереди, криво улыбаясь, стоял Хунапо.
— Зря ты, хаку, не позлушал меня. И зря вообще вернулзя на Кахолаве.
За нашими спинами с грохотом закрылась дверь. Раздался металлический щелчок замка.
Я оглянулся. Позади возникла еще пара аборигенов: видимо, они вошли вслед за нами.
— Сзади двое, — шепнул я отцу. — Похоже, нас заманили в засаду.
— Готов принять бой, сын? — тихо спросил Эзерин.
— Ты будешь мною гордиться, папа, — вырвалось у меня.
Уголки губ отца чуть приподнялись. Видя это, я с легким смущением добавил: