– И что?
– И ничего. Нет у меня больше друга. Получил допуск и пропал со всех радаров. Не общается, сменил все контакты. Словно в секту какую-то их там вербуют.
– А-а! – Соболев хлопнул себя ладонью по лбу. – Так вот чего ты в триггеры поперлась. Ты любимого своего хочешь найти!
– Нет. – Глаза стажёрки были грустны и серьёзны. – Не любимого. Больше. И найти я его не хочу. Я сразу его выпасла, со всеми его ламерскими шифровками. Я понять хочу. Понимаешь, Кирилл, понять.
Оксана вытерла салфеткой руки и встала.
– Увидимся завтра, – махнула она рукой и покинула пиццерию, оставляя Соболева наедине с недопитой колой.
– Увидимся, – задумчиво кивнул сам себе Соболев.
Ему надо было ещё заскочить на работу, чтобы составить отчёт о сегодняшнем происшествии. Но уходить из уютной пиццерии не хотелось. Здесь чувствовались какое-то спокойствие и безмятежность. Редкие посетители мирно разговаривали или возились со своими смартфонами, на висящей под потолком плазме транслировались музыкальные клипы, и вкусно пахло выпечкой и сыром. Такая простая жизнь: клипы, игры, фастфуд. Почему он сам не стал докапываться до программы? Почему не лезет с расспросами к начальству? И почему не пытается понять всё про триггерскую службу? Потому что так проще. Вот так вот, на удобном стуле, в приятной атмосфере…
«…Мы прерываем программу «Хиты девяностых» специальным выпуском новостей… В результате пожара в больнице… были не вовремя приняты меры… пострадало… погибло пятьдесят шесть человек…»
Посидел, блин, в приятной атмосфере. Соболев поднялся со стула, взял поднос и направился к выходу. Поднос он поставил на стойку, хотя это было не обязательно, и вышел на улицу.
Он понять не мог, как может в мире, где известно каждое происшествие, происходить такое. Погибло пятьдесят шесть человек. Из-за чего? Кто-то не проверил датчики? Или они не были установлены должным образом? Но почему из-за такой нелепости погибает столько народу? Это ведь не просто цифра – «пятьдесят шесть». Это как два класса учеников или как подъезд пятиэтажного дома. И вообще, неправильно людей считать цифрами. Их надо поименно называть. Чтобы было понятно, что погибло не пятьдесят шесть «штук», а погибли: Петров Иван Терентьевич, Игнатов Александр Львович, Миронова Ирина Михайловна… Чтобы было понятно, что скрывается за этими цифрами. Что там жизнь за каждой единицей. За каждой «штукой» – свой Соболев. Пятьдесят шесть Соболевых…
Глава 4
Соболев не любил ночные смены. Не потому, что он не высыпался или это как-то нарушало его график. Наоборот, ему нравились ночь, фонари, прохлада спящего города. Но вот работать ночью было ужасно. Именно в это время случались все самые опасные ситуации, встречались самые неприятные и невменяемые люди.
Но больше ночных смен Соболев не любил разговоры с начальством. Как раз перед началом смены его опять пригласил к себе Валерий Игоревич на «откровенный разговор».
– Мне кажется, ты здесь самый адекватный, – начал с похвалы директор. – Я вообще хотел бы работать только с такими, как ты, – молодыми, спокойными, смелыми.
– Спасибо, – осторожно ответил на похвалу Соболев. Ему не нравилось начало разговора.
– Но у тебя есть один большой недостаток, Кирилл.
– Да?
– Да. – Валерий Игоревич встал из-за стола и прошёлся по кабинету, как он часто делал, когда разглагольствовал на летучках.
– Ты неинициативный. Про продвижение в старшие мастера мы уже говорили. Но ты мог бы даже моё место занять, если бы хотя бы подумал в эту сторону. Чего, собственно, тебе не хватает? «Вышки»? Ну так тебя по льготам в профильный вуз запросто возьмут. Отучился бы уже давно на заочке и был бы начальником.
– Не все хотят быть начальниками, – заметил Соболев, которому порядком наскучили повторяющиеся нотации.
– Не все, – согласился директор. – Есть ещё безынициативные и ленивые люди, которым важно задницу пристроить на мягкий диван, и чтобы пиво было не очень дорого. Но ты же не такой, Кирилл, тебе же не всё равно. Я понимаю, тебе нравится драйв работы, адреналин. Нравится чувствовать себя героем. Но ещё лет пять-шесть, и начнут болеть суставы от этих прыжков по подвалам и крышам, начнется аритмия от стресса и окончательно испортится характер от общения с населением. В конечном итоге тебе перестанет нравиться твоя работа. А двигаться куда-то вверх тебе не захочется в силу возраста. Да и безразлично тебе уже будет любое движение. Ты будешь, как Михалыч – бухать, ворчать и отлынивать от работы. Я, кстати, не собираюсь его дальше терпеть и подумываю кем-нибудь заменить.