Соболев автоматически бросил взгляд на таймер – пятнадцать секунд. С каким-то нечеловеческим криком он прыгнул на трубу сверху и стал барабанить по пластику руками и ногами, постепенно спускаясь. Соболев представлял, какой сейчас грохот стоит внутри, в трубе. Конечно, в его плане было много недостатков. Но он надеялся на естественный порыв любого живого организма – убежать от опасности. Не переставая кричать и бить по трубе, Соболев спустился к тому месту, где предположительно находился ребенок. Никакого движения. Но Соболев был упрям. И хотел жить. Он продолжил истошно кричать и бить руками по пластику. Должно было получиться, потому что иначе никак. И получилось!
Соболев слышал, с каким противным скрипом, который показался ему приятнее любой музыки, маленькое тельце проползло вниз по трубе к бассейну и плюхнулось, разбрызгивая воду. Не думая, Соболев спрыгнул с трубы следом за ним. Мальчик не сопротивлялся. Он был так напуган, что буквально замер у триггера на руках. Какой же он был маленький! Неужели в этом возрасте уже можно ходить в аквапарки?
Бассейн, к счастью, оказался неглубоким, и добраться до бортика не составило труда. Соболев положил на плитку мальчишку, запрыгнул сам. И тут прозвучал сигнал таймера. Опоздал. Сейчас рванет стенка, и их завалит смертоносным стеклянным дождём. Соболев схватил ребенка и побежал, прижимая его к животу, пытаясь закрыть собственным телом.
Звук взрыва был похож на новогодний стрёкот петард. Так и задумывалось, так и получилось. А он все бежал сквозь вязкий воздух, прижимая к себе оцепеневшего мальчишку. За спиной, с гораздо более внушительным грохотом, начали сыпаться стекла, разбиваясь о детские аттракционы и плитку. Спина закостенела в ожидании осколка… И вдруг Соболев понял, что он вне опасности, они почти добежали до выхода на улицу. Зона поражения осталась далеко позади. Но почему-то было очень трудно остановиться или хотя бы просто перейти на шаг. И он бежал, пока не наткнулся на двери выхода. Только на улице остановился. Смог нормально вдохнуть. Развернуть плечи. Поднять глаза. Кто-то подбежал к Соболеву, забрал из его рук испуганно икающего ребенка и сразу завернул его в одеяло. Правильно, автоматически отметил Соболев, икота – признак того, что у пацана стресс, к тому же он весь мокрый. Соболев сам был как утка, хоть выжимай. Но он не чувствовал холода. Даже наоборот, ему было очень жарко. В голове крутились последние секунды. Как он успел? Таймер уже сработал, но они выбежали из зала. И тут Соболев вспомнил про разницу в установленном времени на своих часах и на детонаторе. Вот они – две секунды разницы. Соболев всегда считал, что эти две секунды не существенны. Но теперь понял: две секунды – это очень много.
В конторе всё было тихо. Никто не встречал Соболева цветами и овациями, не было поздравлений или шуток про героя. Все занимались своим делом. Диспетчер откровенно скучал, играя на телефоне в какую-то лабуду про зомби; в мастерской негромко работал телевизор. Дежурный мастер Серёга разглядывал на компьютере фривольные фото незнакомых девушек из социальной сети.
– Ты ослепнуть не боишься? – Соболев спокойно относился к увлечениям молодого мастера, но не упускал случая его подколоть.
– Из-за компа? – не понял Серёга.
– Из-за компа, – хмыкнул Соболев.
– Ты чего такой пыльный?
– Бассейн взрывали, – отмахнулся Соболев, – не знаешь, воду горячую дали?
– Неа, – ответил Серёга и отвернулся обратно к монитору.
– Вот гады. – Соболев посмотрел на своё отражение в выключенном экране соседнего монитора. – Голову и так хрен промоешь после побелки.
– Кирилл, – в мастерской показалась секретарь Леночка, – тебя шеф вызывает.
– Угу, – кивнул Соболев, а когда Леночка ушла, добавил: – Тут даже холодная вода – это роскошь.
Серёга никак не отреагировал на его слова, всё так же продолжая пялиться в монитор.
– Ты бы хоть телик выключил, – проворчал Соболев, – если всё равно не смотришь.
– Я слушаю, – отмахнулся Серёга.
– Слушает он.
Соболев перевел взгляд на телевизор. Там показывали последствия очередной катастрофы:
«…погибли все находившиеся на борту сорок семь человек: семь членов экипажа и сорок пассажиров…»
– Что ж они так хреново самолёты делают, что они всё время падают? – вырвалось у Соболева.