Громадный дом старейшины окружал огромный железный забор. Северянин первым слез с лошади и привязал своего скакуна к одному из прутков. Проделав те же манипуляции, что и его спутник, Бранд последовал к главному входу, массивным металлическим воротам, которые вели на землю поместья. Вошер опустился на колено перед открытой створкой и, подняв с земли кусок какой-то песчаной глины, поднёс его к носу и недовольно пробубнил:
— Шварки-парки.
— Что это?
— Я так называю блюдо своей жены, когда мысленно хочу вернуться домой. Это случается всякий раз, если попадаю в дерьмовую ситуацию или дела идут настолько скверно, словно я больше никогда не увижу своих чудесных ребятишек. Моя жёнушка готовит отвратно, поэтому воспоминания о её стряпне возвращают трезвость мыслей в мгновение ока. Этим способом пользуюсь уже давно, ещё со времён…
— Вошер, я спросил тебя про кусок глины, который ты держишь в руках, — перебил его Бранд, указав на объект своего интереса.
— Ничего особенного, это кусок окаменевшей глины, на который недавно помочилась какая-то бродячая собака, — ответил он и брезгливо отбросил камень прочь. — Хм, судя по следам, здесь недавно прошли восемь пар различных ног. Один ребёнок, три женщины и четыре взрослых мужчины в самом расцвете сил.
— С чего ты так решил?
— След ровный и тяжёлый, будто они выверяли каждый проделанный шаг.
— Это плохо.
— Почему?
— Если их будет четверо, то мы не выстоим.
— Кого именно будет четверо?
— Людей со светящимися глазами.
— Разворачиваемся обратно?
— Нет, идти всё равно придётся. Глянем одним глазком. Если всё слишком плохо, то уйдём.
— Шварки-парки, не верю я тебе, — поморщившись, сказал северянин, но выпрямился и, облизнувшись, добавил: — но чувствую, там будет весело.
До каменного строения вела ровная дорожка из цветного гранита и узорчатого щебня. Остальное место придомового участка занимала коротко стриженная ухоженная трава с редкими декоративными кустами. Вошер возмущённо пробубнил на своём языке, осматривая эту живописную лужайку. В дом вела лестница из чистого мрамора, гладкого и чистого, если приглядеться, в нём даже можно было увидеть своё отражение.
Входная дверь открыта. Вошер вошёл в дом первым. Он вытащил из-за пояса короткий топор и медленно двинулся вперёд по просторному коридору. Бранд шёл следом, положив ладонь на рукоять меча. Дом встретил их зловещей тишиной. На потолочных люстрах горели свечи, а стены украшали узорчатые бра. Видимо, деревенский старейшина не любил темноту.
«Эмми, ты чувствуешь врагов?»
«Нет, пользователь, они блокируют мой сигнал. Если будете драться с ними, то рассчитывайте только на собственные силы».
«Это печально».
Они проверяли каждую дверь, которая встречалась им по пути. Дверные ручки не поддавались. Кто-то предусмотрительно закрыл большую часть здешних помещений. Снова ловушка? Юноша и северянин дошли до просторного зала, где находился длинный стол, накрытый белоснежной скатертью. На нём стояли вазы с цветами и множество наборов кухонной утвари. Бранд опустил взгляд на пол и ужаснулся. Там лежало множество тел, облачённых в латы людей. Северянин подошёл к ближайшему и проверил сердцебиение. Затем скривился и, поднявшись, отрицательно покачал головой.
Дверь в противоположном конце помещения противно скрипнула. В огромный зал вошёл воин Светлого воинства. Бранд понял это по светящимся глазам и наглой улыбке этого внезапного гостя. Затем звук открывающихся дверей повторился откуда-то сзади. Из длинного коридора в зал вошли двое крупных мужчин. Оба были с закрытыми глазами. Слуги остановились позади северянина и Бранда, перекрыв им путь к отступлению.
— Почему ты продолжаешь следовать за ними? — спросил Ангел, скрестив руки на груди.
— Тебя принял Свет, этот высший дар, которым очень редко удостаиваются жители срединных миров.
— По-вашему, мне нужно было бежать к вам? И стать таким, как они? — спросил Бранд, презрительно кивнув на слуг.
— Ты заблуждаешься, юноша. Большая часть апостолов никогда не увидит божественный свет. Они рождены ради исполнения воли высших существ, какими являемся мы с тобой.
— Значит, вы ещё более ничтожны, чем я предполагал.
— Очень жаль, юноша, но, похоже, наш разговор не заладился. Извини, но сегодня ты умрёшь, — с грустью произнёс Ангел и кивнул апостолам, разрешая им преступить к делу.