А теперь... Голову чуть на бок, чтобы кандзаси в прическе мелодично позванивали, кисти рук спрятать в рукавах, и не забывать семенить, будто на ногах - гэта на высоких платформах.
Когда я вошла в гостиную, Тристан вскочил с дивана и замер. Разглядывал меня добрую минуту, затем у него вырвалось:
- Всё-таки ты очень похожа на мать!
Я моргнула.
- Что ты можешь знать о моей матери? - в горле откуда-то взялся песок.
- Значит, тебе так и не сказали.
- Что? - пальцы дрожат, и я изо всех сил сжимаю кулаки.
- Твоя мать - сидхе. Сейчас она живет в Анклаве Кюсю, в Кагосиме... Прости, если ты не знала.
Ноги слабеют, и я, пошатнувшись, сажусь на край дивана.
- Извини, что вывалил вот так. - он похлопал меня по плечу. - А теперь пойдем, нам пора. Хотел еще угостить тебя чашечкой кофе, но ты слишком долго одевалась.
- Подожди! - я вскочила. - Ты только что перевернул с ног на голову весь мой мир, а теперь заявляешь, что нам пора? Ничего не объяснив? Ты...
- Ну, успокойся. - В один миг Тристан оказался рядом и осторожно меня обнял. - Перестань вырываться, кимоно помнешь. Не плачь, моя девочка, всё это пыль... - он прикоснулся кончиками пальцев к моей мокрой щеке. - Нимэйн очень тебя любит, поверь. У нее есть все твои фотографии.
- Мою мать зовут Нимэйн? - как сделать так, чтобы не дрожали губы?
- Похоже на Наоми, правда?
- А отец? Мне сказали, они с мамой уехали. Бросили меня, когда я была совсем маленькой.
- О твоем отце я ничего не знаю. Только то, что он умер. После его смерти Нимэйн вернулась домой...
Моя мать жива, она - сидхе, а отец мертв... Так и с ума недолго сойти. Увижу Никодима - всю душу вытрясу. Почему меня держали в неведении, как последнюю дурочку? Что я им такого сделала?
- Ты же говорил, что сидхе могут иметь детей только по какой-то там вашей программе, а мой отец точно был человеком.
- Любовь твоих родителей достойна отдельной поэмы. Им никто не мог противостоять.
Ладно. Всё это требует тщательного осмысления, а сейчас некогда. Вернемся, устрою допрос этому лукавому сидхе. Клещами буду тянуть. Но была еще одна мысль...
- Портрет тут ни при чем, да?
Тристан обернулся от двери.
- Что? Какой портрет?
- Бэлль Морт. Ты понял, что в корпусе Фиан узнают дочку Нимэйн. И почему это должно прокатить в качестве твоей девушки? Если я так похожа на мать, нельзя же...
- Я же сказал: всё объясню потом. - почти грубо оборвал Тристан. - Пошли! Опаздываем уже.
В Эрмитаже нас принимали, как каких-то королевских особ. Подходили, негромко и почтительно говорили с Тристаном, мне - кланялись и подносили маленькие подарки.
Все эти хэйянские церемонии были в новинку. Если подумать, я вообще впервые попала на такую тусовку... Яррист по выставкам да театрам не ходил, да и никодима представить на светском рауте, при всем желании, не получалось.
Я решила пройтись по залам: увидеть подлинники работ, знакомых только по альбомам, было здорово. Но в то же время было интересно смотреть и на гостей. Люди - поодиночке, группами и парами, целый выводок сидхе, разодетых, как стайка пестрых попугаев: тут и цепи с кусочками меха и шелка, и брутальная черная кожа с заклепками, а прически я только в модных журналах и видела. Зря боялась, что в традиционном японском наряде буду бросаться в глаза...
Нибелунги высились над пестрой толпой, как гранитные памятники на кладбище. В одинаковых, тускло-серых, отдающих металлом костюмах, разумеется, при оружии. На шеях поблескивают платиновые цепочки, манжеты рубашек застегнуты бриллиантовыми запонками. Бороды заплетены в косички.
Наконец объявили об открытии перформанса, и все повалили в главный зал.
Сначала было непонятно, что там происходит. Зрители выстроились вдоль стен, а на большом постаменте в центре расположились несколько девушек и парней - сидхе. Издалека казалось, что на их совершенных телах - обтягивающие трико, но Тристан объяснил, что это голографическая нано-краска.
Сидхе были раскрашены с ног до головы, включая лица, и представляли собой живые картины. Публике полагалось ходить вокруг и смотреть на фигуры.
Через некоторое время заиграла музыка, а сидхе, выстроившись в ряд и обняв друг дружку за талии, составили единое полотно. Поменялись местами - другое, затем третье... Их движения завораживали, как калейдоскоп. С каждым поворотом - новый узор. Публика рукоплескала.
- Картины, составленные из живых тел, символизируют быстротечность и мимолетность бытия, зыбкость мироздания, где всё подвержено изменению, распаду и, в конце концов, смерти... - голосом гида вещал на ухо Тристан.