______________
* Гот мит унс! - С нами бог! (нем.)
- Гот мит унс.
Офицеры, вздрогнув, растерянно переглянулись. Фон Берг окинул их свирепым взглядом.
- Кто это бормочет?
Офицеры молчали.
- Кто-то осмелился меня передразнивать?
Не то что передразнивать - головы поднять офицеры не смели.
- Что за игра? С ума посходили, что ли? Признайтесь, кто говорил? За признание не накажу, но будет хуже, если виновника найду сам!
И опять в комнате послышался загробный голос:
- Гот мит унс...
Офицеры не верили своим ушам.
- Встать! - заорал фон Берг.
Все встали.
- Я сейчас покажу этому идиоту, во что обойдется ему такая шутка.
Выстроив офицеров в одну шеренгу, полковник сверлил каждого тяжелым взглядом. И в то самое время, когда он заглядывал в растерянные лица участников злополучного совещания, как гром среди ясного неба, отчетливо прозвучали грозные слова:
- Смерть фашизму!
Фон Берг подскочил как ужаленный. Ему стало стыдно своих подозрении, растерянности и вспыльчивости.
- Господа, это вражеская проделка! Приготовьтесь!
Офицеры заметались, не зная, что предпринять. Они осматривали потолок, заглядывали во все углы, в окна. Нигде - ничего...
Полковник бросил на капитана яростный взгляд и что-то ему сказал. Капитан стремительно выскочил в коридор. Дежурные в смежных комнатах переполошились, рассыпались по всему зданию, по двору.
Немного спустя капитан вернулся, доложил:
- Ничего подозрительного, господин полковник!
Фон Берг онемел от злости. Может, впервые в жизни он, участник ожесточенных сражений, прошедший, казалось, огни и воды, до такой степени чувствовал себя бессильным. Даже песня о Тельмане, которая зазвучала однажды перед окопами его батальона, не поразила его так, как этот спокойный, леденящий душу, неведомо откуда идущий голос.
"И такое творится в помещении военного штаба, во время совещания! Просто уму непостижимо! Кто же осмелился выкинуть такой трюк? И неужели противник в курсе всех наших дел? Может, он находится и действует среди нас?" - думал фон Берг.
Сбившийся с ног капитан приказал офицерам снова и снова проверить помещение:
- Клянусь фюрером, где-то есть репродуктор!
И офицеры напрасно простукивали стены, ставни окон, шкафы, столы.
Потеряв надежду что-либо найти, капитан случайно взглянул на портрет Геббельса, и ему показалось, что министр пропаганды подмигнул ему и ехидно улыбнулся. Капитан не мог удержаться и заглянул за портрет.
- О, вот как!.. - закричал он. Он сдернул портрет Геббельса со стены, оторвал от него картонную коробку, в которой находился миниатюрный репродуктор. Все кинулись к нему, но зловещий голос из другого угла ударил как обухом:
- Смерть фашизму!
Теперь уже все невольно, со смешанным чувством страха и растерянности, посмотрели на портрет Гитлера.
- Господин полковник, разрешите? - спросил капитан. - Голос доносится оттуда.
Полковник едва заметно кивнул, Капитан осторожно попытался вытащить из-за портрета проводку. Массивная рама соскользнула с крюка и грохнулась об пол; стекло разлетелось. Капитан испуганно посмотрел на полковника. Полковник, сердито сопя, пробормотал что-то себе под нос...
Радио смолкло.
Как выяснилось, репродукторы были подсоединены к старой скрытой проводке. Специалисты помчались смотреть, куда ведет эта проводка; капитан ринулся искать тех людей, которые убирали комнаты и развешивали портреты. Но их, разумеется, и след простыл...
Через час фон Бергу доложили, что обнаружена подземная линия, ведущая к берегу реки. Там, за рекой, у партизан были установлены передатчик и усилитель.
- Они знали все наши тайны, - сказал полковник. И про себя саркастически улыбнулся: "Браво, фон Берг, штаб у вас замечательный! Если в других штабах стены имеют уши, то в твоем у стен есть еще и язык".
Совещание было сорвано; офицеры никак не могли преодолеть чувство неловкости. А полковник, которому так и не удалось выяснить, как сумели партизаны проникнуть в штаб, отстранил от должности и направил с понижением в роты и взводы нескольких штабных офицеров, в том числе и щеголеватого капитана. Но, отстранив капитана, он нарушил нормальную работу штаба - так что в итоге люди, устроившие фон Бергу такой сюрприз, добились не только морального эффекта.
"ПРСИ У ПРСИ"
Не оружие героически сражается, а светлое сердце воина.
Из словенского фольклора
Фашисты больше не пытались вести наступательные операции против партизан, но прервать их связь с окрестными селами им удалось. А в город проникнуть теперь стало почти невозможно - на всех дорогах ждали засады, повсюду велись розыски партизан и подпольщиков. Добыть боеприпасы стало до предела сложно и удавалось иногда лишь ценой крови. Не легче было и с продовольствием. К счастью, было изобилие ранних фруктов и ягод. Никогда в жизни не приходилось партизанам есть столько черешни, как весной сорок пятого года. Изредка, когда убивало или калечило лошадей и буйволов, ели мясо. Но не было соли, а без соли что за еда? Много дней провели люди на этой пресной диете. Анита предупредила командование о первых признаках цинги.
- Соль, я думаю, сейчас дороже сибирского золота, - говорил Сергей, с отвращением жуя кусок мяса, безвкусного, как трава.
- Говорят, о чем ни начни рассказывать, найдешь в прошлом схожий эпизод. Даже время и то совпадает, - отозвался Аслан. - Помню, был такой же весенний солнечный день. Наши уехали на дачу, а я остался в городе. Ну, встретился с одним школьным товарищем, пригласил его к себе домой. Решил блеснуть: сам, дескать, сготовлю обед, угощу. Возился, возился и сварил суп. А приятель попробовал, поглядел на меня. Я - на него. Пробую - чепуха получилась. Оказывается, соли-то я не положил... Тогда я понял, что значит соль... А сейчас за щепотку соли черт знает что отдал бы...
Партизаны засмеялись. А один из близнецов, Гасан, облизав губы, сказал:
- Ну, хоть потом-то соль положили? Эх, если бы вместо этого мяса скушать тот суп!
И опять все засмеялись.
Вообще, когда заходила речь о еде, о таких кушаньях, как сибирские пельмени или узбекский плов, не упоминали (зачем говорить о недосягаемом), но самые простые супы, кашу, жаркое вспоминали, как нечто бог весть какое вкусное.
- Я уж о супе не говорю, - Аслан махнул рукой. - Вот хотя бы чурек с сыром...
Сергей, вздохнув, признался:
- Я бы жареной картошки на постном масле поел...
- Эх, попадись мне селедочка, съел бы с костями, - проговорил Асад с таким ожесточением, словно селедка была ему ненавистна.
- Селедка? - переспросил Гусейн и неожиданно засмеялся.
- Что смеешься? Не съел бы? - спросил Асад.
- Конечно съел бы, - согласился Гусейн. Но, взглянув на Даглы Асада, опять с трудом подавил смех.
- Вы что-то знаете? - спросил Аслан. - Может, интересное? Расскажи-ка, Гусейн, а то ведь от Даглы Аса-да ничего не добьешься...
- Нет, нет... Что у нас может быть... Так, ничего...
- Признайся, Гусейн, и посмеемся вместе.
- Да вспомнил вот одну историю...
- Расскажи! - потребовали все остальные.
А Даглы Асад почему-то подозрительно, с беспокойством спросил:
- Какую такую историю ты вспомнил?
- Да историю с селедкой...
- Нашел о чем говорить. - Даглы Асад, покраснев, вытаращил на Гусейна страшные глаза. Сергей тотчас это заметил.
- Ничего, пусть расскажет.
- Какой-нибудь пустяк, - заметил Даглы Асад, не сводя с Гусейна предостерегающего взгляда.
- Он что, хочет над тобой посмеяться? - как бы между прочим поинтересовался Аслан.
- Да ничего подобного, - Гусейн просительно взглянул на Даглы Асада. Разреши, расскажу им, как было дело, и все увидят, что...
- Рассказывай, рассказывай! - смущенно улыбаясь, прервал его Даглы Асад. А взгляд его говорил: "Ну погоди!" Подзадориваемый товарищами, Гусейн все-таки решил рассказать историю, которую своим неосторожным напоминанием о селедке воскресил в его памяти Даглы Асад.