- Сергей! - воскликнул Яков Александрович. - Смотри ты, не узнал я тебя. Видать, старею. А ты что, уходишь? Вылечился уже? Скажи, где ты взял этот кисет? Чей он?
- Присмотрись хорошенько.
- Эт... этот кисет я видел у Аслана. Аслан... жив? - В груди Якова Александровича что-то оборвалось.
- Жив. Только весь в дырках.
- Куда его отправили?
- Да в этом же госпитале он, но...
- Что "но"?
- К нему не пускают.
Яков Александрович, побледнев, машинально гладил рукой бархат кисета. Бесценную вещь держал он в руках. Друг прошел с ней по земле трудный путь, и на каждом шагу она напоминала ему о родине...
- Аслан передал мне свою записную книжку и платок... Должно быть, Анита вышила. В книжке - карточка... - сказал Сергей. - А вот комсомольский билет...
Яков Александрович не помнил, как вернулся к себе.
После полудня дверь широко распахнулась, и в палату вошел Август Эгон.
Комбриг направился прямо к Силе. Испытанный, мужественный человек, он не мог, не умел скрыть волнения... Долго, стараясь выиграть время, чтобы успокоиться, устраивал на прикроватном шкафчике коробку с шоколадом. Спросил Силу, как дела.
- Голова болела сначала. Сейчас легче... Меня ведь ранило-то, смешно сказать, осколком камня. - Сила взглянул на осунувшееся лицо комбрига и отвернулся. Слезы душили его.
- Не тебе одному тяжело, мой мальчик, - сказал Эгон тихо. - Смерть твоего отца - большая потеря для всех... И, ты сам знаешь, для меня тоже. Август Эгон с трудом овладел собой. - Отец гордился твоей выдержкой и смелостью. Слезы оставим для других. Ты с друзьями, Сила. Крепись.
- Разрешите мне вернуться в часть.
Август Эгон как будто ждал этой просьбы.
- Ты останешься при мне, заменишь моего погибшего адъютанта, - сказал он. Сила подумал, что ослышался. "Неужели нет более подходящего человека, чем я, на такую должность? - думал он. - Быть адъютантом командира партизанской бригады... Справлюсь разве? Наверное, ради утешения предлагает..."
Но Август Эгон приехал не утешать.
- Значит, решено. - Эгон повернулся к Якову Александровичу. - А, это вы? Ранены? Ну как, поправляетесь?
- Спасибо, мне лучше теперь.
- О вас спрашивал Аслан. Вам ведь известно, что мы с ним тоже друзья? Скажите, что ему передать?
- Если можно, передайте моему лучшему ученику, что я желаю лишь одного: пусть он выздоровеет скорее.
- Спасибо вам за такого ученика, - сказал Август. - Наши врачи делают все, чтобы его спасти.
- Хочется мне его увидеть...
- Позавчера его оперировали... Ему сейчас нельзя волноваться. Не следует его тревожить.
- Он не расстроится, если увидит меня...
- Товарищ комбриг, - послышался взволнованный голос старшины батальона, который лежал через койку от Силы. - Товарищ командир, - старшина приподнялся на постели, - вы знаете, все мои мысли там, в батальоне. Я тут места себе не нахожу, помогите выбраться отсюда!
- Да, ты настоящий старшина, - улыбнулся Август. - Беспокойный ты человек! Ох, если бы ты знал, сколько продовольствия и одежды мы захватили!
- Товарищ комбриг! Ну, что это за наказание такое?! Там столько дел, а я здесь лежу!
- Выздоравливай, успеешь еще и поработать.
Наконец комбриг вспомнил о просьбе Якова Александровича:
- Все же попробую поговорить с врачом. Если можно, вам устроят свидание.
- Спасибо.
Через несколько минут после ухода Августа Эгона сестры милосердия провели Якова Александровича к Аслану.
И вот он рядом со своим учеником...
Аслан бледен, но большие, глубоко запавшие глаза сияют.
Учитель и ученик встретились как воины. С мягкой отеческой улыбкой глядя на Аслана, Яков Александрович думал о том, что, пожалуй, врачи напрасно так беспокоятся: Аслан непременно будет жить.
- Дорогой учитель, это третье наше свидание, - тихо заметил Аслан. Если будем живы, в следующий раз встретимся дома.
- Я верю, - улыбнулся Яков Александрович. - Скоро увидим родные края. Война на исходе. Теперь нужно только поправляться...
- Я стараюсь. Жаль, не все от меня зависит.
- Все будет в порядке... Аслан, дорогой, здесь, рядом со мной, лежит твой боец. Он вот-вот уедет... У него хранятся твой комсомольский билет, кисет и красивый платок...
Лицо Аслана порозовело от волнения.
- Он ничего не говорил обо мне?
- Хотел заглянуть сюда, да не пустили. Я проник к тебе с помощью комбрига.
Неожиданно в палате появилась стройная русоволосая девушка. Сначала ее никто, не приметил среди вошедших сестер. Ее пристальный взгляд сразу впился в Аслана, и Яков Александрович без труда догадался: это Анита. Он переменил разговор, торопливо рассказал Аслану о том, что пришлось ему пережить за последнее время, и встал.
- Ну, выздоравливай. Я еще зайду. А вы, - обратился он к сестрам, - все же очень строги: не дали как следует побеседовать с другом...
ДРЕВНИЙ ГОРОД ТРИЕСТ
Вурдалак пропадает с первым лучом солнца.
Из сербского фольклора
Второго мая сорок пятого года ожесточенный бой закипел на улицах Триеста. К полудню партизаны очистили от противника большую часть города. Уцелевшие гитлеровские солдаты метались в панике, стремясь прорваться к лодкам. Некоторым удалось даже отчалить от берега. Но партизаны пулеметным огнем заставили их повернуть обратно. На узкой прибрежной полосе суетилось разбитое гитлеровское воинство. Никакой дисциплины и в помине не было. Невозможно было отличить солдата от лейтенанта, лейтенанта от полковника каждый думал только о себе.
По улицам города еще летали разбросанные немцами листовки-просьбы "Дайте нам свободно уйти". Никто не читал этих листовок. Партизанские роты из бригады Августа и других соединений прижимали фашистов к воде. Да и там гитлеровцам не было спасения - Адриатическое море гнало навстречу им высокие пенистые волны.
Тысячи людей из освобожденных кварталов наблюдали картину разгрома врагов. Отовсюду слышалось:
- Вон они, пробиваются к берегу.
- Вошли в воду...
- Берут доски.
- На доске недалеко уплывешь.
...Сила в тот день тяготился должностью адъютанта. Он носился в поисках "настоящего" дела. И дело такое ему подвернулось: он заметил группу солдат противника, которые пробирались боковой улицей к порту. Сила приказал бойцам, сопровождавшим его, отсечь противнику путь, а сам с ручным пулеметом поднялся на водокачку и открыл огонь сверху. Он стрелял до тех пор, пока на улицу не выплеснулся новый отряд партизан. С криком "За родной Триест!" партизаны шли в последнюю штыковую атаку.
Вскоре сопротивление врага было сломлено.
Штаб партизанского отряда перешел в отель "Континенталь". Здесь все свидетельствовало о паническом бегстве врага. Под ногами валялись разбросанные документы и папки - дела на патриотов, опросные листы, приговоры, объявления: "За голову партизанских вожаков назначаю 50 000 марок"... Знакомая подпись... Сколько таких объявлений за подписью фон Берга и других гитлеровских начальников Сила и Зора сорвали в свое время со стен Триеста! Сейчас, наоборот, Сила приказал собирать их; пригодятся, когда народы призовут преступников к ответу...
Люди обнимались, плакали и смеялись от радости прямо на улицах. Мимо ликующих горожан вели пленных фашистских солдат. Вчерашние завоеватели брели, понуро склонив головы.
Среди пленных Сила узнал одного: это был тот офицер с женоподобным лицом, который беседовал с Ежей в автобусе. Он очень похудел, побледнел и был похож на старушку.
Один рослый солдат из колонны пленных кинулся к Силе, как к спасителю.
- Я ваш пленник, но, по справедливости, вы должны меня освободить! Я продавал на базаре в поселке Святой Якоб газету "Иль Пикколо". В действительности это была партизанская газета. Только название было не партизанское...
Сила вспомнил про случай, о котором ему рассказал Аслан, и засмеялся.
- Когда ты продавал ее, разве ты знал, что это партизанская газета?