А потом он сделал ту штуку несколько часов назад.
Он открыл свой свет в сексе, уговаривая Териана поговорить с ним, мороча ему голову, вторгаясь в его свет, вторгаясь в его тело… и эта штука между ними ощущалась как нечто совершенно иное. Териан не знал, каким словом это описать.
Он не мог заставить себя признать те слова, что приходили ему на ум.
Он пока не мог думать об этом.
Во-первых, он совершенно не готов обсуждать это с Дигойзом. Каким бы ни был ответ другого видящего, Териан был вполне уверен, что ещё не готов это услышать.
Он не готов был узнать.
Он в особенности не хотел думать о том, что это означает для него — в смысле, для самого Териана. Проще было сосредоточиться Дигойзе, помешаться на том, каким словом называл это Дигойз, счастлив ли Дигойз в моногамных отношениях с ним, как Дигойз воспринимал их двоих вместе… и ревновал ли Дигойз когда-нибудь, как это бывало с Терианом.
Большую часть их времени вместе в тот день Териан был не в себе.
Он был не в себе большую часть секса, который начался на том приватном пляже в Малибу, а затем периодически продолжался в остаток дня.
На протяжении большинства сессий Дигойз был терпеливым, настойчивым, даже медленным.
Он не торопился, заставляя Териана ждать, просить, не давая ему кончить, действуя по-своему нежно — а для него это означало равное сочетание доминирования и мягкости.
Той ночью Дигойз вновь переключился в другой режим, привязал его к кровати, избил и использовал свой свет, чтобы взять над ним верх, пока Териан не утратил контроль окончательно. В какой-то момент он едва не кончил от одного лишь света Дигойза — и кончил бы, если бы другой видящий не остановил его.
Когда Дигойз наконец-то позволил ему испытать оргазм, Териану почти показалось, что он умер.
Ему определённо казалось, что он потерял какое-то время… как будто на какой-то период просто отключился.
Он никогда в жизни не испытывал такого оргазма.
Только потом до него дошло, что Дигойз подготавливал его на протяжении всего дня, морочил голову с того первого раза на пляже, играл с его светом, уговаривал, давил и заставлял Териана подчинить свой aleimi с того момента, как они впервые начали это на том одеяле поверх песка.
Теперь, когда он остался здесь один, его омыло смутной обидой.
Обида не была вызвана доминированием.
И не болью.
Это ему нравилось.
Бл*дь, да именно поэтому он всё ещё был твёрдым после такого множества сексуальных актов.
Это не просто нравилось ему. Честно говоря, это ощущалось как нечто новое между ними, нечто, чего свет, тело и разум Териана очень быстро научились жаждать.
Нет, обида вызвана не доминированием.
А тем, что его бросили одного.
Тем, что он проснулся без своего партнёра в постели.
Он знал, что ведёт себя нелепо.
Это нормально для его друга. Дигойз обычно спал чутко и мало; его разум почти никогда не переставал работать. Этот разведчик с высоким рангом часто просыпался в ранние утренние часы, поглощённый многомерными Барьерными загадками… он просыпался, вставал, расхаживал туда-сюда, что-то чиркал и набрасывал.
Так что в его отсутствии не было ничего необычного, и всё же…
…и всё же Териан чувствовал себя задетым из-за того, что Дигойз бросил его, проделав с ним такое накануне.
Осознав, что он почти зол, как минимум обижен и вот-вот поддастся дурному настроению, он раздражённо выдохнул.
Теперь это раздражение адресовалось не другому видящему, а ему самому.
Отбросив одеяло, он решил найти его сам.
Поднявшись на ноги, он босиком и голышом вышел из спальни в треугольную гостиную с окнами, выходившими на пляж.
Он нашёл своего друга снаружи, что его тоже не удивило.
Дигойз расположился на длинной зелёной подушке, украшавшей шезлонг из красного дерева. На нём были только брюки без рубашки и обуви, но прохладный уличный воздух, похоже, его не беспокоил.
Сам же Териан задрожал сразу же, как только открыл дверь.
Не встречаясь с ним взглядом, он вернулся к дивану ровно настолько, чтобы взять со спинки вязаное одеяло и замотаться в него. Он вздрагивал, ощущая следы и порезы от их игр ранее. Слегка морщась, он прошёл обратно к раздвижной стеклянной двери и вышел наружу. Дигойз наблюдал за ним, и его бледные глаза слегка сияли в свете луны над океаном.