Я остро ощущал отсутствие плоти и кожи другого мужчины.
Я ощущал это так сильно, что моя боль обострилась.
Когда он продолжил не прикасаться ко мне, она усилилась до такой степени, что я уже не мог уговорить себя действовать разумно. Чем сильнее я пытался контролировать свой свет, тем агрессивнее становилась какая-то его часть. И эта агрессия делалась более личной.
Но мой разум вновь работал… более-менее.
Иисусе, какого хера я творю?
Как я позволил себе забыть, кто я?
Не то чтобы Териан мне соврал.
Он предельно ясно дал понять, что ни капельки не смущается затаскивать в свою постель тех подчинённых, которых ему захочется, и неважно, что включала в себя такая прихоть.
В моём случае он даже не тратил особо много времени на соблазнение. Тут Териан применил многозадачность, параллельно вводя своих оперативных агентов в курс дела относительно предстоящей операции. Он потребовал, чтобы я разделся, практически в тот же момент, когда дверь его спальни закрылась за нами.
Он требовал многих вещей и явно ожидал, что я дам это ему.
И какой же номерок у меня был в длинной очереди подчинённых Териана, с которыми он переспал за годы?
Да даже за месяцы, чёрт возьми?
Согласно культуре Организации, тут не было никакой этической дилеммы.
Организация относилась к своим сетевым разведчикам как к взрослым, а не как к сбитым с толку детям.
Никому не было никакого дела до того, сколько сетевых офицеров будет соблазнено, и неважно, будь то подчинённые или вышестоящие офицеры. Время от времени поднималась политическая шумиха из-за чьих-то сексуальных или эмоциональных предпочтений (обычно это видящий слетал с катушек из-за того, что кто-то попытался переманить любовника или партнёра), но на этом всё.
В любом случае, такое повсеместно случалось с видящими.
Это не имело никакого отношения к власти или злоупотреблению властью.
Как бы там ни было, я испытал внезапную вспышку уверенности, что меня вот-вот выпнут из постели данного видящего.
Я вообразил, что уже ощутил импульс в свете другого видящего, превращающийся в список оправданий, которые Териан вскоре вежливо (или невежливо) озвучит, чтобы выставить меня за дверь.
Я представил, что также почувствовал его разочарование во мне, приглушённое чувство скуки, усиливавшееся тем фактом, что меня оказалось так просто завоевать, что я так легко покорился и всё же не сумел оправдать предвкушение.
Териан позади меня усмехнулся.
— Так уверен в этом, да? — сказал он. — И всё же лично я не совсем уверен, что полностью завоевал тебя, брат… или сделал что-либо, кроме доказывания нам обоим, что тебе нравится секс.
Я ощутил, как напряжение в моих конечностях усиливается.
Там жила боль, столько боли, сколько я не чувствовал уже очень давно.
Мне потребовалось ещё несколько секунд, чтобы осознать, что там жило и собственничество, абсолютная иррациональность и злость из-за слов Териана. Когда на меня снизошло это осознание, я почувствовал, что свет Териан мелькает в моём aleimi слабым завитком любопытства, как будто сосредоточенным на этой интенсивности.
Я силился скрыть это от другого мужчины, но знал, что преуспел лишь наполовину.
Скорее всего, зная, кто он, я вообще не преуспел.
И снова я ощутил, что Териан улыбается.
Это лишь сильнее разозлило меня.
Теперь Териан более оберегал свой свет. В результате я не мог узнать ничего конкретного в ответе другого мужчины. Лёжа там, я пытался решить, стоит ли сказать что-то, но потом понял, что говорить нечего.
Я глянул на старомодный будильник видящего, заставляя свой разум вернуться в армейский режим, игнорируя боль, всё ещё тянувшую мой свет, особенно в районе паха и живота. Я также старался игнорировать более физические боли, воевавшие за моё внимание, когда я переключил фокус на своё непосредственное тело.
Я помнил, что в какой-то момент Териан использовал на мне ремень.
В тот момент я это едва почувствовал, но теперь ощущал порезы.
Боль, физическая и не только, так вплеталась и искажалась светом другого мужчины, что я воспринимал это лишь как части единого целого. Задолго до этого Териан заставил меня умолять, но не о том, чтобы боль закончилась… вместо этого я просил его о большем, что угодно, лишь бы сильнее открыть свет другого мужчины, позволить мне сильнее почувствовать его, и неважно, что для этого понадобится.
Если бы я мог вскрыть грудную клетку другого мужчины и заставить его открыться мне, я бы так и сделал.
Даже когда он кончал, большая часть того видящего казалась отдалённой, недосягаемой.